"Я все это видел, я жил на земле!"
А. Сухов (Сухоруков). Другой...
Ц.-Ч.книжное издательство, Воронеж, 2012.
В Центрально-Черноземном книжном издательстве выпущена в свет маленькая книжечка стихов под названием "Другой...". Тщетно искать в этом сборнике одноименное произведение, зато представлены" разновозрастные" фотографии автора. "Сегодня Я ДРУГОЙ, - утверждает Александр Сухоруков-старший, - я все это видел, я жил на земле!"
Безусловно, с возрастом любой ДРУГОЙ человек потучнел бы и телом, и душой. Но не Поэт! Думается, совсем не случайно уже в заголовке книги стоит многозначительное многоточие. "Другой...". Но ведь и прежний. Сохранивший, несмотря ни на что, романтические мечты и надежды.
Что за напасть, не пойму.
И что я себе понагрезил?
Веком старинным, ей-ей, отдает романтизм.
Вот и стихи я пишу размером, давно уж забытым.
с.17
Критик В. Лютый в коротком предисловии к сборнику высказался прямо:
"В пространстве поэтических форм начала нового тысячелетия стихи А.С. кажутся старомодными", но тут же сделал пару реверансов в сторону переводов из поэзии Поля Верлена ("тем не менее...") и "повествовательных" стихотворений автора ("впрочем..."). Вывод критика о том, что "стихи А.С. - ни на что не похожая ЧЕРТА воронежской поэзии рубежа веков", прозвучал справедливо, но неподготовленно. К тому же, СТИХИ все же не ЧЕРТА, а как раз форма выражения мятущейся души. Ее рупор, ее музыка и живопись, ее болевой колокол.
По ком же звонит колокол в сборнике А.С.? Что пытается сказать нам автор «вариаций, видений, снов, фантазий и сонетов»? Насколько глубоки и чисты колодцы и родники Поэта, которого многие знают как хорошего биолокатора?
Вот здесь, пожалуй, и кроется разгадка того, почему маленькая книжечка так притягивает к себе неравнодушного читателя, несмотря на ее кажущуюся "несовременность".
Действительно, без всякого поэтического авангардизма, актуального пафоса или конъюктурно-модного лексикона А.С. ведет нас по дорогам лирико-философских размышлений о вечном конфликте Света и Тьмы (лейтмотив всего сборника), о постижении человеком тайн и смысла бытия. При этом его лирический герой не скрывает собственных грехов, не кается, не плачет над разбитыми эпохой идеалами. Он просто живет. Как все.
И в грозных порывах тех влаги и ветра,
И в громе, и вспышках, летавших во мгле,
Не страх мной владел - зрела мысль одна в недрах:
Я все это видел, я жил на земле!
с.26
Одновременно я в немыслимых твореньях,
Где Свет и Тьма равны в своем значенье.
С.78
Открывая новую книгу стихов, всегда хочется понять, что отличает художественный мир избранного тобой автора от ДРУГИХ миров рифм и ритмов? Сначала "проглатываешь" целиком, постигая самую суть. Потом, если тебе повезло встретиться с настоящей Поэзией, наслаждаешься метафорическим письмом и живыми интонациями, ищешь неожиданно свежие рифмовки, оригинальные эпитеты... Однако в творчестве А.С. это не главное.
Попробуем (в рамках рецензии) заглянуть в творческую лабораторию поэта. Что для него интересно в процессе стихостроительства? Он любит соединять несоединяемое, создавая новые словосочетания как грамматические оксюмороны: сине-задумчивый взгляд (с.8), в серо-дальних просторах (с.22), подутренне-хрупких ручьев (с.36) и т.п.
Он способен выстроить все стихотворение как одно большое (16 строк, 4 катрена) предложение ("Когда и ты низвергнешься за мной...", с.10).
Он может излагать свои мысли в виде женских эмоций ("В моей тоске, мой милый, нет надрыва...", с.16).
Он не боится сбоя в ритмическом рисунке стихотворения и, более того, может графически уйти в прозу ("Не будем с тобою бездумно бросаться в пурпурный, дымящийся омут...", с.68).
Он владеет многообразием строфики. Графический рисунок его сборника "разнообразен: катрены, терцеты, октавы, двустишия...
Возвышенный строй речи у него соседствует со словечками и оборотами лексики разговорной, сниженной. Встречаются и аллюзии: «Я все еще жадно гляжу на дорогу. Стою в придорожной пыли…» (с.77).
Он не просто пробует, но целенаправленно работает в разных поэтических жанрах, создавая собственную антологию апробированных поэтических форм. Но даже без помощи Квятковского и Тимофеева можно увидеть его любовь к сонетам.
Искушенный читатель не пропустит многие из них ("Черная птица по небу летит..." - с.15; "Я не знаю, как тебя любить..." - с. 28; "Любви, все царство за любовь..." - с. 35; "Со мной бывает так..." - с.54)… Однако мы посетуем на то, что автор почему-то не захотел замечательные свои переводы сонетов П.Верлена выделить в отдельный раздел или даже книгу, которую давно ждут его читатели.
Развивается в поэзии А.С. и баллада с мистическими образами, в которых слышится не столько голос Жуковского, сколько влияние любимого поэта-современника Юрия Кузнецова ("Встреча" - с.18; "Предтеча" - с.12), а такие произведения, как "Путник на старой дороге", можно, скорее, отнести к жанру поэмы, требующему отдельного разговора.
Есть в сборнике стихи-диалоги ("Разговор"); стихи признания ("Узнавай меня в каждом прохожем"; "Я не знаю, как любить тебя"); стихи-пейзажи ("Осень", Впечатление утра"), в том числе и урбанистические; стихи-музыка ("Вальс", "Осенний ноктюрн"); стихи-сатиры ("Ну что уставились...", "Бег"). Правда, трудно понять, почему стихотворение, посвященное Компоэтору, названо ЭКЛОГОЙ (остается только гадать, кто здесь пастух, а кто пастушка), и почему стихи, венчающие сборник, определены как СТАНСЫ, каковыми, строго говоря, не являются. Ибо нет в них общей, цементирующей все произведение темы, как нет и того, что могло бы поставить точку в этом сборнике. К сожалению, в книге не прочитывается стройность логической композиции, тем более, не хватает редакторского «взгляда со стороны» и «красного» корректорского карандаша, впрочем, как почти у всех современных авторов, публикующих свои вирши "в авторской редакции". Хотя, не забудем, он, А.С., - ДРУГОЙ с многоточием.
И в глуши первобытной природы
Смутно чувствовать, будто я мог
Сеять семя грядущих народов,
Прозревая их путь, словно Бог!
"Тень Адама", с.86.
Когда думать о счастье земном я забыл,
Да и вышли все сроки,
Я себя и весь мир с высоты обозрил
И подался в пророки.
«Предтеча», с.12
В мире Света и Тьмы лирический герой А.С. может быть разным: философом, богоборцем, монахом, пересмешником, сюрреалистом и импрессионистом, грешником и ловеласом. Можно заметить, что рядом с его героем всегда кружат не только вороны и чайки, но и всякая нечисть в образах старой ведьмы, беса и Сатаны. Но вот в лирических откровениях героя-любовника обязательно живет Эрос.
Прочитайте стихотворения "Подражание куртуазным маньеристам" (с.82), «Наивные» (с.21), «Раковины» (с.38), и вы увидите во всей красе не только поэта Поля Верлена, но и переводчика А.С., гуляющего под ручку с Апулеем и Мопассаном.
Как вдохновенен я, когда вино я пью.
И вот уж снова целый мир люблю.
Особенно Нинель. Да и тебя, Лулу!
Но за фривольными порой выражениями и намеками в потоке многочисленных встреч с прекрасными возлюбленными встает образ Женщины, той, единственной, чей светлый облик, чистый взгляд, нежный голос, быстрый ум, теплые руки и живая верная душа навсегда пленили сердце поэта.
Нет у меня никого, но сердце мое несвободно.
Образ ношу я в себе женщины гордой одной,
Светлой и быстрой умом, с душою живою и верной,
Близкой по духу во всем, с сердцем желанным в груди.
И оттого-то, друзья, когда я с подружкою близкой
Свой коротаю досуг, чувства купая в вине,
Я не могу, как ни пьян, совсем ей свое без остатка
Сердце отдать, и всегда грустно похмелье мое.
с.17
Давно так не было тебя,
Но я как будто шепот слышу.
Замру и странно ясно вижу
Твой профиль в пелене дождя.
с.41
И все-таки, даже на «кладбище любви», поэт верит, что и мир, и человека спасает ЛЮБОВЬ: "До встречи весенней, родная, прощай, До встречи весенней. Любовь возвратит нас в оставленный край, любовь возвратит нас...", (с.15).
Стихотворчество А.С. требует серьезного профессионального анализа не с целью "покритиковать", напротив, пришло время, и он это сам понимает, расставить приоритеты, выйти из-под "клубной крыши "Лика" на общую, воронежскую ли, общероссийскую ли, сцену, чтобы автора классических, традиционных и очень современных сонетов и баллад узнали многие любители и ценители изящной словесности. Чтобы исповедь человека, живущего рядом с нами в непростом духовно-философском осмыслении самого себя во Вселенной, "несущейся в космическом одиночестве", помогала и нам открывать родники и строить колодцы Доброты, Любви и Истины. Чтобы новая поэзия, без всяких "тем не менее" и "впрочем", прорывая все границы-рубежи веков и даже тысячелетий, выходила к читателю, по-своему раскрывая мир Шекспира, Верлена, незабытого Валерия Исаянца и, главное, самого автора - "мудреца", "пророка", рыцаря Света и Тьмы", зовущего нас «Гореть! Лететь! Не все ль равно куда. Но вспыхнуть, пусть непонятою вспышкой, Чтоб после самомнительной отрыжки Тревогу сытая почуяла душа И хоть на миг стряхнула равнодушье».