Избр. Соло на ветряной мельнице

 
 БРОДЯЧИЕ СЮЖЕТЫ


 По виду Кутузов -ну просто Джон Сильвер,
 но где же тот остров и где тот сундук?
 Ответный все ж выстрел остался за Сильвио,
 на кой - вот спроси?...Не  ответит -дундук.

 Ему б при жене постреляться бы с Яковлевым-
 уже не гусаром , уже не бретёром
 и сколько б в "Мосфыильме" об этом ни вякали,
 работа, конечно, найдется актёрам,

 когда остается за Сильвио выстрел,
 когда уже на кон поставлена карта,
 которую юнга тихонечко выкрал,
 стреляются в общем-то ради азарта.

 Вот остров. Вот джунгли. Скелет,указующий
 туда, где зарыт замороченный клад,
 и если уж Кидд нарисует козу,
 то золото здесь-я побьюсь об заклад!

 Зачем же Кутузову слава победы,
 на карте сражений - нет крестика даже,
 он курицу в зубы-пора отобедать,
 тут вам не мазурки, не скрипок адажио.

 Он костью обглоданной машет и тычет,
 казаков, чтоб полк  -волком в пушечный дым,
 чего Казаков там сквозь зубы талдычит,
 про то, что, мол, выстрел остался за ним?

 Конечно, получится дырка в портрете,
 и бледной от выстрела рухнет жена,
 когда вы подзорную линзу протрёте-
 в позор Бонапарта  насветит луна.

 Москва, как пиастрами клад, куполами,
 набитая- все же, увы не его,
 и Флинтова карта в сердцах-  пополам,
 закончен тот флирт. Деревянной ногой,

 стучи по причалу и жди кораблей,
 ругаясь по матушке, громко рыгая,
 читай СтивинсОна, Толстого,  Рабле,
 нося на плече своего попугая.

 По свету броди , как бродячий сюжет,
 бродячих собак голодней и бездомней,
 когда изнутри, как пожарищем жжёт
 Москву, иль, как карту в огне, пятитомник.


Горбачев Юрий, 2011


МОНОЛОГ САНЧО ПАНСЫ

 Ну что ты, старина,  поломано копье,
 пробит доспех и нам не до успеха,
 и рыцарское знамя разорвано в тряпье,
 и глаз подбит, и, в общем, не до смеха?

 Ну что ты, дон, опять ты за своё?
 Попал в дурдом, так уж сиди на койке.
 Ведь это же, дружище,  имение твое—
 тазы, кастрюли, розы на помойке.

 Давай соорудим из таза для бритья
 шлем для боев, из тех штакетин – пики,
 а вот из этой скалки для нашего битья
 подругу - булаву ... Ты слышишь вражьи крики?

 Давай скорей достану из ножен ржавый меч.
 Нож кухонный им будет. Жена моя не против.
 А чтобы от картечи твой панцирь уберечь,
 сопрем на кухне выгоревший противень.

 Что мелят мельницы? Им нечего молоть
 кроме  муки из застарелых сплетен…
 Дух с телом не в ладах. Как отощала плоть!
 А был ведь, как плетень, красив и статен.

 Ну что же ты, Кишот, сидишь здесь среди кур,
 среди гусей, и пестреньких несушек,
 среди служанок толстых, набитых этих дур.
 Бьешь яйца. Пьешь их. В битву не несешься?

 Давай вот только так – ты не грусти, идальго.
 Не надо на ходу в уныньи засыпать.
 Ты только не забудь купить в аптеке талька,
 чтобы опрелости детишкам присыпать.

 Дуэния моя штук восемь нарожает,
 вот будет наше войско(авоська при тебе).
 Да брось. Она тебя , как дура обожает.
 Бормочет твое имя. Ну, просто не в себе.

 Ну,  значит так, зайдешь после аптеки
 в Ламанче на базар и купишь каплуна.
 Да сядешь на углу. Глядь – подадут калеке.
 Ведь денег – ну ни песо. Да  и ворчит жена.
 
 1998 г.

 
 О ЖИТИИ ПОЭТА

             «…глаголом жги сердца…»
                (из классики)


 Ну чем заняться в житии поэта?
 Дуэль да водка? Или суицид?
 Как мало для фантазии полета
 здесь места. Да и жизни – дефицит.

 Здесь -Лиля Брик. Там танец Айседоры,
 здесь пистолет, а там, увы, - петля.
 Здесь светские «шу-шу» да разговоры,
 там –патлы, наркота, сыра земля.

 Зачем в петлю дорожную соваться,
 зачем гусарить по чужим тылам,
 пить горькую, на пулю нарываться,-
 свинец  с шампанской пробкой пополам?

 К чему мираж «кислотных путешествий»,
 как разъяренной барыне  - Му-Му?
 Зачем тирана гладить против шерсти,
 и за стишок идти на Колыму?

 Займусь-ка я слегка  и тем, и этим,
 весьма изыскан прейскурант безумств.
 Затем ты и поэт на этом свете,
 чтобы вносить в сердца людей бузу.

 10, май, 2010 г.

 ПРОРИЦАНИЕ

 Известно ли вам, о, мсье Гильотен,
 что в вашей машине  аршины пророчеств,
 что голос гадалки, пройдя через стены
 Бастилии, ставит решающий росчерк
 в скрипучих листах приговора суда?
 Конечно, не всё, Гильотен, так буквально;
 и все ж колебанья меж “нет” или “да,”
 как правило, милый механик, брутальны!

 Поэтому, бросив на чашу весов
 хотя бы два слова, хотя бы соринку,
 мы лезвием – с маху -  тяжелый засов
 роняем на шею Жюльена Сореля,
 чтоб, свет отсекая от сумрачной тьмы,
 отправить все мысли на днище корзины,
 и дух, отворяя из тесной тюрьмы,
 послать его в спальню самой Жозефины.

 Он явится к ней. Будет спать Бонапарт,
 спиной отвернувшись, ногой как клюкой
 упершись  в живот ей, под грохот петард
 вповал  отрубившись  с двух рюмок клико. 
 Муж будет валяться, как  под Ватерлоо
 пол-трупа в соседстве от конского крупа,
 тогда-то и явится он, как назло,
 как в тайне—в кафтане, с отрубленной вкупе

 своей головой. И скатясь на колени
 тебе, Жозефина, промолвит: “ Люблю!”,
 даруя  свеченье чудесных мгновений,
 когда б не диктатор, когда  б не ублю-
 док, которому черный его треугол
 дороже твоей междуножной бархотки;
 когда же в тебя, как в Египет вошел,
 то шоркал грубее пеньковой вихотки!
 
 О, нежность отрубленной той головы,
 уткнувшейся носом, как в день машкерада,-
 средь мошек вельможных роящихся –вы,
 когда уже – замуж, а вроде –не рада!
 Нос маски , как башня, как  флюс, как  рапира,
 что если не в ножнах, то  мякоть найдет,
 о, серые  губы  дремотного сира,
 в тот час когда  пьян, как французский народ!

 Волос моих длинных – в крови—щекотанье,
 шелк  юной щеки , над губою пушок,
 сильнее пророчеств, верней заклинанья,
 и крепче, чем  в перстне твоем порошок.
 Да,  все это будет скандальней Стендаля,
 отдаться   кандальнику, как  де ля Моль,
 Бастилии стены   нежнейшим   стенаньем,
 сгорая от страсти, вконец доломав.

 На грудах кирпичных, на трупах коней,
 на досках  свободы,  - в  овальной струбцине,
 как струп сифилитика, тем и верней-
 стонать, и страшнее чем крик сарацина
 хотеть, в то мгновенье, когда уже свист
 ножа донесется, сорвавшись с веревки,
 сорвать это платье кошмарное с вас,
 в котором, поверьте,  вы хуже воровки!

 Когда уже лезвие входит  в спинной
 мой мозг, я вас вижу  такую ж нагую,
 как если бы с девкой  ядреной, сенной,
 в объятьях   вакханки, в   гусарском  загуле.
 Я вижу, как Энгр или Делакруа 
 касается кисточкой  двух полушарий,
 хвостом горностая, одежды кроя
 не из драпировок, а из инферналий.

 И вот уже - крик, и в корзину летя,
 я  взглядом  ловлю  декольте, словно вспышку.
 Да, я еще жив—и я вижу, дитя,
 с тобой мы  бежим по лужайке, чтоб пташку
 на ветке завидя, ромашковых рюшей
 набрать, - этих кружев на  трусиках  в складках,
 и падаем в травы, с корзинкой    старушку
 заставив прищуриться жутко и гадко.

 И вот я явился. Да я –это он.
 В углу, возле зеркала  ужасов черных,
 такой же безглавый, как бедный Дантон,
 понтонных мостов – мастодонтов
 никчемных  мертвей, после гребаной Березины,
 где я утонул и разбух некрасиво
 за то, что  я кожи твоей белизны
 искал  средь снегов непокорной России.

 Ты чувствуешь – как голова холодна!
 И губы  трепещут, как скользкие рыбы.
 И вот я – в корзине. И вижу со дна,
 как ты наклоняешься, милая, чтобы,
 схватить—и пока я, глазами вращая,
 хриплю, прикасаясь  ресницами щек,
 и  этой мгновенною нежностью -  знаю—
 ты вечность у вечности вырвешь еще.   

 4,ноябрь,2003


Монолог патологоанатома, вскрывавшего Тихо Браге

  Да, дело было  где-то в Праге, как брага в фляге, -  Тихо Браге,
  флегматик  старый, математик,  парадоксальный  компромисс
  материи с мистерий буйством, гордыни с  мелочным холуйством,
  обсерваторский  жрец –фанатик,  к тому ж придворный хитрый лис.

  Он к нам из Дании сосновой. Уже порадовал сверхновой,
  отвёл  от нас  кометы ужас, нарисовал пути планет.
  Теперь вот дует пиво с Кеплером, что пльзенское-только топливо,
  когда  найдут его чуть теплого, а почки -то уже и нет!

  Уранебурга уремия, как будто плач Иеремии...
  И найден в почке астероид, а  в мочеточниках – планет
  погибших мелкие осколки, и наподобие иголки
  стекла кусочек с верхней полки, и два подобия монет… 

  А взять, положим, колбу с носиком всемочевого пузыря,
  здесь сплошь  торосы купороса и ртути явные наносы,
  и желтизною янтаря всё светится, как купол звездный,
  который был, конечно, создан  не всуе споров и не зря,

  чтоб не дразнить доминиканцев. Для обвиненья не дал шансов,
  но все ж не мог не пить вина. И потому мог быть отравлен…
  Коперник был иным прославлен. А вот –те на - вертеться на
  вертеле  не захотелось,  чтобы  сильней Земля вертелась!

  Вот мозг его! Небесный глобус. В нем вдохновение и злоба
  смешались, чтобы воссиять созвездием Кассиопеи.
  Но песня спета. Подоспели признанье, слава, разве чтобы
  как ход часов на ратуше, сказать ему : «Пора уже!»

  И вот Костлявая с косой – хоть и алхимик, а   пожалте…
  по предсказанью гороскопа, на площади на городской,
  щёк пожелтевших  пергамЕнты, -его последние моменты,
  и нос*дорос до телескопа в молве   безудержной   людской.
      
  28.апрель. 2004 г.

  * В молодости, во время драки Тихо Баге  лишился части носа
   и потому ему приходилось носить нос-протез.


Монолог жены Кеплера
 
  Лаокоон   в объятьях параллаксов, куда тебя зовет твоя звезда?
  Ну отчего же ты опять не ласков?  И холоден, как будто кубик льда.
  Не мама я твоя. И это верно. И кухня наша – все же не таверна,
  но я была твоей женою верной, пока блуждал ты мыслью в кавернах

  среди комет, планет и дальних звезд и эллипс примирял к той сковородке,
  в которой жарила тебе я хвост селедки, а если удавалось - каплуна,
  ну чем скажи тебе я не жена? Ко мне прильнешь, как будто к юбке мамы.
  К чему эти шекспировские драмы? К тому же, говорят, - он лорд Бэкон*.

  Давай-как лучше съешь ещё бекон, да кончи что ль последние расчеты,
  ведь звёзд , поди, количество бессчетно. Давай-ка сходим лучше на базар,
  чтоб опровергнуть догму  Птолемея.(Учти лишь-я готовить не умею.)
  Арбуз –Юпитер. Фрукты- к шару, шар, всё , милый мой, так гелеоцентрично,
  что даже с кем –то спорить неприлично.

  Смотри на сельдерейный хвост кометный, и в астрономии величиной приметной
  ты станешь.  Вычисляя винных бочек объем,  ведь ты  заметно преуспел,
  а если в них засолим мы грибочков, учтя при том ещё и параллакс,
  то разрешим  извечный парадокс семейного бюджета. Вроде клякс

  галактики, туманности, скопленья небесных тел…Но тело-то одно…
  Неужто ты не видишь в ослеплении, что меркну я – и пена на губах
  подобна Млечному Пути – увы и ах -эклиптика – виденье эпилептика**,
  и то, пойми мой милый, не эклектика – небытия неизмеримый страх.

  Мы где-то уже были или будем. Нас звезды  излучат сюда опять,
  виденьем   сна или  нирваной Будды, потоком времени необратимым вспять.
  Ты рассчитал  симметрию снежинок, ты описал  планет порочный круг,
  но отчего   же все-таки, скажи, - нет на сЕрдце  покоя, милый друг?
            
  Ведь нет среди планеток мертвых деток,  и я, пойми, не звездный параллакс,
  витаешь мыслями ты так далече где-то, а мне нужна-то только пара ласк!
  Не лечат теоремы  жгучей  боли, и, знай, пока  ещё горит свеча,
  о Космосе  узнаешь куда более, познав планету моего плеча.
   
  28.апрель.2010 г.

  *Существует версия , что Фрэнсис Бэкон и Уильям Шекспир -одно лицо.

  **Жена Кеплера  Барбара страдала эпилепсией, болезнь развилась после того, как они похоронили двух детей-младенцев.


Свадьба Михайлы Ломоносова в Марбург
 
«В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
  Как трагик в провинции драму Шекспирову,
  Носил я с собою и знал назубок,
  Шатался по городу и репетировал.»
                («Марбург»,  Борис Пастернак)


  "Услышали мухи
  Медовые духи,
  Прилетевши, сели,
  В радости запели,
  Егда б стали ясти,
  Попали в напасти..."
    (СТИХИ НА ТУЯСОК, Михайло Ломоносов)


  Архангельский мужик в зятьях у пивовара! Вот повод из амбара тащить большой балык!
  Когда упьются все,  вот это будет свара, ну а пока у бурсаков   благообразен лик.
  Пока  взирает  ласково суровый Мартин Лютер, и строят глазки химику прелестная фроляйн,
  и бакалавр  голодный   глазами  впился в буттер, но розы на щеках  интересуют кляйн. 

  Такая здесь риторика, схоластика такая, познаньями из кухни плотней набить зобы,
  от рвения усердного, скромнёхонько икая, прям от жаркого - к тортику да «Горько!» не забыть.
  Здесь горками колбасы, как будто в Холмогорах, форель да белорыбица из матушки- Двины,
  и посередь стола, как тесть, огромный- боров  кобаньей пастью  лыбится. И медхен так юны!

  Пока ещё  от алтаря с Елизоветой Цильх Михайло наш алтыном сияет не зазря,
  а как –в опочеваленку- вот это будет цирк, тогда узнает нашенских гессЕнская земля!
  Эссенция ведь в чём МарбУргских философий? Чтоб  познавать науки, в тиши библиотек?
  Как бы не так! Не лучше ли с какою-нибудь Софьей иль Мартой на софе… Ведь сам  Мельхиседек

  о том предупреждал, что время скоротечно, корпускулярна суть событий и надежд,
  но если мускул напряжен, то можно быть беспечным и этим жён порадовать, когда ты без одежд.
  Венера,  словно родинка   в  манящем декольте, манера у неё – прилипнуть мушкой к линзе,
  на ушко ей шепну : «Не муха я в котлете, и ты так много значишь в моей несчастной жизни!» 

  Сравню её с самой как есть царицей Савской,  хотя такой , конечно, не видел отродясь,
  и ланью возле речки Лан, рога-короной царской, и я за ней- Полтавской победой возгордясь.
  О, пивоварни храм! Где в золотых чанах ворочается солод, как бы медведь в ВERлоге,
  так бродит   мироздание в ученейших умах, когда уже давно бессилен  трезвый logos.

  Когда он от гребенок её до самых ног изучит, возликуя, как маленький ребенок,
  тогда, пожалуй, будет из той науки прок, и обломавши рог, я ломонусь за Соней…
  Когда повалит в сон, как бы в страну Саксонию, воображенье двинь по Северной Двине,
  глядишь, какой стишок и крапанешь с просонья, а как опохмелишься - станешь умней вдвойне…



Письмо Екатерины Второй Сумарокову

      Изображается потомству Сумароков,
      Парящий, пламенный и нежный сей Творец,
      Который сам собой достиг Пермесских токов;
      Ему Расин поднес и Лафонтен венец.
                (Херасков)

  Морока мне с тобою, Сумароков, ведь ты же не Расин, не Лафонтен,
  трещишь под ухо оды, как сорока, а водочки бы принял – лафа тем
  была бы, кто устал от плоских басен, от вычурных стихов твоих, пИес,
  уже скучают на столе колбасы, а ты – среди метресс, как мелкий бес.

  Ведь не Дидло ты – мой библиотекарь, тем более не сам Жан Жак Руссо,
  зануден ты и труден, как аптекарь, что выписал таблетку- колесо.
  А вот поди ж – опять пошли мигрени, да и в карете так понатрясло,
  что  я, пойми, пиит, давно на грани, и что мне рифм певучих ремесло!

  Со скрипицей своею Пётр Ульрих опять приснился, это не к добру!
  Отведай лучше нежных ножек курьих. И осетры лежат по серебру.
  И ананас –на дрезденском фарфоре, и молодец-солёный огурец,
  пойми, когда и ты у нас в фаворе, не для стихов ты ходишь во дворец.

  Я и сама гиштории слагаю, чтобы, собрав артистов крепостных,
  к посредству аллегорий прибегая, поднять на смех каких вельмож  иных,
  и все же – лучше, чем в заливе Финском волна и парус в Данию спешащий,
  я никогда не видела. Все фикция! Тем более невместные стишата.

  К тому же, говорят, что с Калиостро якшался ты, а этот тамплиер,
  у графа на Васильевском, на острове, в графине обнаруживал химер!
  И через тех фантомов бестелесных пытался на беременность влиять,
  и добивался КОМП*лиментов лестных, как начинал по козьему блеЯть!

  Проблюйся, милый! Во дворе на клумбу, где лейб-кумпанцы целились в сорок,
  иль кукарекни, взгромоздясь на тумбу, мой чудный, мой бесценный Сумарок…,
  до срока захмелел ты, брат, и мельком уже стишок  опять крапнул неча…       
  Пока я буду думать - как с Емелькой! Суворов одолеет ль Пугача?
    
  11. май. 2010 г.

  29 апрель, 2010 г., раннее утро, натощак


Приход кометы

                Ларисе Мятежной

 Какие дали у Дали, какие дали!
 Куда уходят корабли-вы не видали?
 Болит болид, а ведь на вид какой здоровый,
 и на приход комет скулит мой пёс дворвый.

 Кому - то в телескоп смотреть,в глаза кому-то,
 вот так отныне да и впредь - летит комета.
 Её приход не просто так- конец чему-то,
 а кто-то думал -лишь пустяк на линзе мутной.

 Лишь блёстка света вдалеке, пусть прорицают!
 Едва лишь в щель на чердаке в ночи мерцает...
 Но рядом волосы твои-хвостом кометы,
 такие -что ни говори, кругом приметы.

 Но родинки твоей спины - отныне карта,
 по ней Колумб, толкуя сны...И ворон каркал.
 И чайка реяла:земля! Приплыли всё же...
 Знать, астроном пугал не зря. О, правый Боже!


По Циалковскому

 А в блинной кучковались алкаши
 и выглядело это так былинно,
 что каждый, кто пока что не был вшит,
 сюда спешил, чтоб помогла Галина.

 Понятно, Лигачевские дела
 лягнули так, что бубенцы в авоськах
 звенели - и в ларек из-за угла
 тянулось опохмеливаться войско.

 Но с пивом всё же было дело швах,
 и потому страдали алконавты,
 и нетерпенье плавилось на швах,
 как у ракет, в которых космонавты

 в честь перестройки штурмовали высь,
 испытывая мегаперегрузки,
 и, как непохмёленный Вася, весь
 корабль, стартуя, трясся перед пуском.

 Ну а Галина- ликом в Терешкову,
 из под прилавка втихаря -по маленькой,
 она не признавала порошков,
 прослыв в округе сердобольной  маменькой.

 Занюхивая блинчиками водочку,
 народ за гласность был, за ускорение,
 и глядя на хозяюшку-молодочку,
 ступень отбрасывал, одолевая трение.

 Ты допивал из горлышка отбитого,
 чтоб с космосом сроднясь по Циалковскому,
 движение продолжить той орбитою,
 дав оборот последнему целковому.

 И не жена, ни даже врач нарколог
 не знали,пока в луже на боку
 валялся ты, сколь ни далёк и долог,
 путь -из  глубин межзвездных - к трезвяку.

 2010

***

 А блоги лгут, как и газеты,
 доверься рифме егозе -то,
 поймешь, что лишь она права,
 когда и логика крива,
 и правда с кривдой, соревнуясь,
 смешны, как профиль Сирано,
 хотя и было то давно...

2011


***

 Как Саскии колено -
 саксофон,
 он раскалён
 и как в печи полено
 пылает медью,
 мёд роняя звуков.
 Ван Рейн течёт-
 он берегов не знает...

НОС ПО ВЕТРУ

 "Опять сказка – ложь, да и правда совсем не быль…
 из грязи, чтоб выйти в князи, из бань – в народ,
 покуда не клюнет в темя горелый цыплёнок-гриль,
 держи нос по ветру, так, чтоб глаза – на лоб!"
 Форель Ка

 "Я иду домой -не юлю -пять ментов на нож наколол,
 мир обидели , как юлу, завели , забыв на кого!"
 Леонид Губанов


 ***
 Опять санитары, как встарь, и Мартышка* кропает стишки,
 опять замайорилось носу и он -шасть чины повышать,
 и тащат Губанова Лёньку с поэмами вместе - в психушки,
 а он разбегается в люди-туда, где поэты кишаТЬ.

 Кишечником улиц-я мысль шизофреника -точно,
 диагноз поставлен ментом, но ведь дело не в том,
 винтом  ухожу -я канавою этою сточной,
 смывают в парашу- глотает труба , как питон.

 Да нет-неповинен! И значит, бессилен УК.
 И суд, скрепя сердце, выносит щадящий вердикт-
 не надо на зону пока что его-дурака,
 а вот в наблюдательной всё же пущай посидит.

 Ты, Свет, приходи с передачкой, как только скостят
 пожизненный этот диагноз, но всё же не вечный,
 Мартышка допишет всё ж книжку, сплясав на костях,
 и пробкою выстрелит-он психиатра подручный.

 Одостоевею в падучей, закончу циррозом, как По,
 а может быть, просто, как Лёня, на то он и Лёнька...
 Майора сберкнижка иль вышка, мне вобщем-то по..,
 ты спой мне чего-нибудь, Светик, тихонько, тихонько.

 И все. И усну. Пусть в карете проносится НОС,* *
 его не вернуть на лицо бедолаги майора,
 мы в вечном ГУЛАГе.Вот так на Руси повелось,
 стране вертухаев, спецклиник, блатхат и минора.


 * Так Лермонтов обзывал брутального красавца с графоманскими наклонностями Мартынова, который и застрелил создателя "Мцыри" и "Демона" на дуэли.

 **НОС-название престижной литературной премии-Новая словесность.


 2011
 ***

 Либо Ли Бо,
 либо Пастернак-
 тут по любому-
 иероглиф, знак.

 Тут загадка науки,
 хождения босым
 по росе звуков-
 такое басё.
 
ДВЕ ВАРИАЦИИ В СТИЛЕ ФЛАМЕНКО

 1.ФАНДАНГО

 Корите корридой,
 рогами быка
 вспорите живот,
 прободая бока.
 Кишечник в опилки,-
 а был ого-го!—
 и юный и пылкий,
 но не до того.

 Я падаю, падаю –
 за что мы дерем-
 ся!? Неужто же падалью
 с бычьим дерьмом
 смешаться фатально,
 моя дорогая,
 и запах фекальный –
 и кровь на рогах.

 Меня не ценила,
 мной пренебрегала,
 Севилья, севилла,
 смеясь, убегала,
 маня всеми юбками,
 губками в трещинках—
 я должен поступками
 вымостить речи.

 Но в миг этот краткий
 уже догорая,
 моя дорогая,
 моя дорогая,
 когда   красной тряпкой
 поддет на рога я,
 когда переброшен
 я ввысь через спину,
 когда «мой хороший!»,
 когда запрокинув,

 рога с бандерильями
 в холке, мой бык, -
 все,  чем одарила
 на сладостный миг
 копытами роя,
 подпрыгнет, и, целясь,
 ударит в героя
 вторично, - оценишь.

 Расскажет гитара,
 наплачет «Чакона»
 про мерзкую старость…
 Я буду чулком на
 ноге твоей, слышишь,
 как  льну, как ласкаюсь,
 от крови весь слипшись
 в предсмертном оскале?
 2003

 2.РОМАНСЕРО

 И спрятав записочку за декольте,
 и юбки поддернув, вы к мужу в карету.
 Не вздор ли для вора - над рифмой потеть,
 когда этот голос, гранясь до карата,
 когда эта шея, плечо и ключица
 кричат -ты блудница, а не княгиня,
 ну как же такое могло приключиться?-
 простою пастушкой…А вроде, богиня!

 Ты не из простушек. И вот за приступок
 карниза  цепляясь,—к тебе, и букеты
 летят в твою спальню. А ведь проституток
 скупал по охапке за полпесеты.
 И то ведь все розы, гвоздики тюльпаны
 вернутся ко мне, когда  вновь понапрасну,
 быка  я дразнить разъяренного стану,
 и ринется он. Как ты все же прекрасна!-

 пойму в этот миг и, поймавши гвоздику,
 быка пригвоздить поспешу  бандерильей.
 И он захрипит,  бельма выпучив  дико,
 поди как и я, когда ласки дарила,
 когда отворила балконную дверь,
 когда сотворила перила туда где,
 увы, не бывали ни ангел, ни тварь,
 ну а подавно уж муж твой- подагрик.
 
 Паду на колени, дуэнья, моля,
 как, помню, бывало с ацтекской принцессой…
 За милею миля… «Мой милый!». Деля,
 алтарь, словно  куш Вестиндийских концессий. 
 Как русской графине в графине с водой,
 пророчество, что подорвало финансы,
 тогда -то я, помню, совсем молодой,
 с бедой не спознавшись, спевал ей романсы.

 Поймите, княгиня, не до аудиенций,
 Лоренца хворает. Расстроен бюджет.
 Флюиды не лечат от инфлуэнций.
 Пропит гонорар  и плутает сюжет.
 Все вздор!  Только вы - моих снов эманация,
 волшебная блестка в глазу у быка,
 в обмен на записку прислав ассигнацию,
 повесе повеситься не дадите. Пока.

 2005
 
ПИРРОВА ПОБЕДА

 
 Средь пирровых побед еще одна победа ,
 в похмелье во пиру еще один обет.
 Улыбочки оскал:  «Пожалте отобедать!»
 Нас ждал рояль в кустах и скромненький фуршет.

 И вот уже опять порушены обеты.
 И   девственный монах с монашкою в кустах
 подобно всем нам грешным утопит  клятву эту,
 как мы в вина бокале, – в монашкиных устах.

 Политик скажет речь. И конь ржанет в сенате.
 И колесницы скрип по ступицу в дерьме
 покроет шум речей. И отчие пенаты,
 отпрянув вдаль, опять увязнут в липкой тьме.

1999

 ЖАЛОБА ПОНИ

 Я в сентипоне, словно пони,
 понять бы-кто я, что за зверь,
 когда несутся мимо кони,
 несимпатичные, поверь?

 Нужны мне сено и вниманье,
 а ведь кругом -не СЕнеки,
 полынь, репьи непони -манья,
 да "нуканья" , да синяки.

2010

ЖЕНИТЬБА ФИГАРО


 Ай да и Фигаро,
 айда за кулисы,
 будем под пиккало-
 лясы -балясы.

 Ведь при такой-то
 милый, красе-то,
 ну и на кой мне
 эти корсеты?

 Эти роброны,
 эти подвязки-
 дело барона,
 синие глазки.

 Шпага из ножен-
 ножка да талия,
 даже возможен
 случай летальный.

 Граф Альмавива —
 вива, виваче!
 Дева-то дива!
 Ну не иначе..

 Донна- Сюзанна,
 ваш Керубино
 хуже пейзана-
 сущий дубина.

 Маэстро -музыку.
 Моцарт - маши!
 Это под маской
 сам Бомарше!

  14.09.2010 20:25

ЖАЛОБЫ ДВОРЕЦКОГО АННЕТЫ КЕРН

 "Аннета Керн переводит Жорж Занда. Не для удовольствия, а для заработка. Она просила Александра замолвить за нее словечко Смирдину, но Александр не церемонится, когда дело идет об отказе. Он ей сказал, что совсем не знает Смирдина."

 О. С. ПАВЛИЩЕВА - мужу, 9 ноября 1835 г.

 Аннета Керн Жорж Занда переводит-
 гогочут перепуганные  гуси.
 Ну зря что ли бумагу переводит
 и в спаленке всю ночь свечи не гасит?

 Ну не Мария же она Антуанетта,
 чтоб под секиру критики идти,
 к тому ж уже потрачена монета,
 а толку нету. Как тут не крути!

 Что гуси все как есть уже бесхвосты-
 уж ладно! Но слыхал вчерась я мельком,-
 столичные  изадатели прохвосты
 потребуют в заклад нашу земельку?

 Тот клинышек, где в пруд течёт ручей-
 бесхозный вроде, но ведь-луговина!
 К тому ж не напастись уже свечей,
 да и на ярмарку чего взти с овина,

 когда и ржи, и проса недород,
 когда  всё лето - в ночь и утром рано-
 с курчавым барином в аллеях-вот урод-
 вскружил ей голову! И вот -кропать романы!

 Сидит лахудрой. Да кричит:"Перо!"
 И вот бегу ловить гуся с дворовыми.
 Хоть за полночь уже-и спать пора,
 и корм не задан свиньям с боровами.

 И снова изломает хрупку ость-
 и в слезы, и опять орать на дворню.
 Уж лучше б к нам не ездил этот гость,
 муж НаталИ  и кавалер проворный.

 Напудрится, затянется в корсет-
 и вновь между дерев с пиитом шлындать!
 Эх, Митрич, дай-ка лучше мне кисет!
 Нюхнем -ка табачку. Оно бы ладно,

 коль только с дуэлянтом тем-амуры,
 а то ведь,слышь, и это брат, не тлен,
 слыхал я- прошлой ночью, наша дура
 в Михайловско летала на метле.   


 2011

 АРИЯ ДОН КИШОТА

 Груш мерзлых , кислых дуль ценнее
 и краше отраженья в тазе,
 моя крестьянка Дульцинея,
 когда я в рыцарском экстазе!

 На сеновале под Ламанчей,
 после того, как свинопасы
 бока нам с Санчо обломали,
 я в сараюшке её спасся.

 Конечно, это не для прессы-
 не для Сервантеса Мигеля,
 она мне ставила компрессы,
 доспех снимая, помогала.

 И я смотрел, как ямка между
 двумя холмами...Нет овраг...
 Чего хочу? Кого я жажду?
 Куда нас гонит лютый враг?

 Осёл пахтал свою ослицу,
 кобылу нюхал Россинант,
 петух толптал, нахохлясь, птицу...
 Она была потрясена

 любовью буйством оголтелым,
 и тряпку клала мне на лоб,
 чтоб связь между душой и телом,
 восстановить. И чтоб микроб

 подавленный иммунной силой,
 побит был на турнире этом...
 И мандолина пела соло,
 и мандарины -пышным цветом.

 2011


 АЛЛЕЯ КЕРН

 Александра Сергеича ждали меж липами лиф с кринолином,
 так к Юдифи, пожалуй, спешил меж колонн Олоферн,
 так князь Игорь в полон торопился дорогою длинной,
 как наш экс-лицеист, воздыхая по Аннушке Керн.

 Ан, не так -то всё просто - и рок приготовил уроки,
 расставляя ловушки, чтоб тут же Дантес бум-пистоль
 разрядил в рифмоплёта, его пресекая пороки,
 чтобы тут же смотаться хотя б, предположим, в Бристоль.

 Но и Анне пока ещё рано на рельсы ложиться,
 ведь пока не Коренина все же и Вронский не врет про любовь,
 ей бы как- нибудь что ли с Наташей Ростовой ужиться,
 среди елей развесистых,лип молодых и дубов.

 Ну, допустим, что Долохов целится в Пьера, а пуля-то дура,
 и любая жена хоть немножечко все ж да Элен.
 Вот в чем дело! И страсть, раскалясь, вылетает из дула,
 чтобы гения в пузо, как в лузу. Всё проче-тлен.

 Если кий угодил, изловчась, прямо в шарик бильярдный,
 и цепная реакция всё же куда-то пошла,
 не считать же проигранных сумм миллиарды,
 и попытка долги не платить, несомнено, пошла.

 Вот и режет трахею Юдифь Олоферну,
 вот и кычет зигзица, и падает наземь бретёр,
 чтобы голову Анне оттяпать колесами , верно,
 и укрыться в наряды, как будто в походный шатёр.

 2011

Вихрь
Горбачев Юрий
 Нас догоняют старые долги,
 и мы по ним, конечно же, заплатим.
 Не долги сборы. Сам себе не лги.
 Не отдавай себя друзьям заклятым.

 За кратким мигом новый краткий миг?
 Подмигиванья взбалмошных кокоток?
 Ты сделал  всё, что мог и что не мог-
 и всё равно какой-то не такой ты.

 С попойки - в койку? Ну а дальше что?
 Какие ещё к чёрту варианты,
 когда проваливается время в решето
 и пылью оседают фолианты?

 Ты в этой пыли, утопаешь, как
 Иван-Дурак в мечтах о царском троне,
 куда ни ступит сношенный башмак,
 нога твоя там без опоры тонет.

 Простонет даль. Простынет пыльный след.
 Растреснется земля под чёрной  пальмой.
 Тебя уже давно на свете нет.
 А это всё-блуждает вихрь пыльный. 

 2011
 
 ***
 
 Не чувствуя уже ни в чем опоры,
 мимо давно закрытых казино,
 иду - герой зеноновских апорий,
 такое, понимаете, кино.

 Зенон был прав. Бедняга Ахиллес,
 едва ль когда догонит черепаху,
 да, Гектор пал, хотя на Трою лез,
 но был повержен...Дал наверно маху.

 Какому не молись, однако, строю,
 строИть -это ещё не значит -стрОить
 штанина, что стремится к перекрою,
 едва ли в пору будет ягодицам,
 быть может, эта мудрость пригодится.


2011
 

ХАДЫНКА  НАОБОРОТ

 Хадынкою наоборот
 вдруг удивили весь народ.
 И собрались-и разошлись,
 чвободней стала наша жись.

 Никто не свален наповал,
 и даже не загрипповал.
 Не митинг- просто карнавал,
 кто захотел-похипповал.

 Пришел Немцов от праоцов,
 какое милое лицо!
 Он излучает светлый смайл,
 хоть и процент ничтожно мал.

 Пришёл Фандорина творец,
 глядит - не Зимний то дворец,
 всё милые сплошь лица-
 братаются с полицией.

 И только пьяного в Твери
 за нарушенье замели,
 а так не хватит и Земли,
 чтоб выразить восторг,
 в изберотчетах сплошь нули,
 на то он и Восток,

 что дело тонкое у нас,
 не то что в знойной Греции,
 жуй ананасы, кушай квас,
 на то ты и борец.

 В бетонной сумрочной трубе
 течет себе Ходынка,
 всё предстоит ещё тебе-
 в "нолях" ли ночь, дубинка.

 10.12.20


 ПОЛЁТ СПЯЩЕГО ПСА

  Лети , расправив уши, спаниэль,
  прижизненною кличкой мушкетёрской
  прославленный. Дома крупнопанель-
  ные под крыльями - ушами, вниз уторкав.

  Лети и, выпустив слегка закрылки брылей,
  не торопись спикировать на кость...
  Ты птицей стал, а помнишь - уток брали?
  Но вот ружье повешано на гвоздь.

  На юг ты что ли с теми ж крякашами,
  которыми наполнили ягдташ?
  Ты у стола не будешь попрошайничать
  и на колени класть свою мордашку.

  Барбос Партосыч,дуэлянт, повеса
  с купированной шпагою хвоста,
  ну отчего же ты теперь не весел?-
  ведь эти выси - с чистого листа.

  Не я ли сам над гладью вод браслетной
  кружу,и улетать не тороплюсь,а
  ты, пёс, бежишь внизу, скуля вослед мне,
  как тень за облаком,по мерклой зыби плёса.


   24.08.2010 22:01 


  ХРУЩЁВ-МЕМУАРИСТ

 Доедено всё и допито,
 и в животе урчит пока,
 берется всё ж Хрущёв Никита
 за чтение ПастернакА.

 За что же Нобелевку дали,
 ему , а всё же не тебе? -
 и вот страна в сплошном скандале,
 диссидентура и т.д.

 И вот ты сам сидишь на даче,
 как бы большой поэт-охальник,
 а был ведь пламенней, чем дуче,
 но вот и сам в князьях опальных.

 Столетье с лишним - не вчера,
 но сила прежнаяя в соблазне,
 хоть эта истина стара,
 не кануть навсегда в маразме.

 И Леонидыч-Пастернак,о!
 И балагур застольный Брежнев,
 тебя обставили, однако,
 а ты опять в пределах прежних!

 Одышка. Шляпа набекрень -
 надиктовать бы мемуары,
 а тут такая лезет хрень-
 какие, брацы, гонорары?

 Когда в башке сплошной сорняк-
 бардак, грохочущая слякоть,
 и лезет строчкой Пастернак,
 чтобы чернил достать и плакать,

 какие мысли для веков,
 какие Гамлету подмостки,
 видать всех нас удел таков-
 писать хотя бы для отмазки.

 Думал угроблен будет разом,
 но всё же уцелел  подиш -ка!
 И словно в поле кукуруза,
 "Доктор Живаго" под подушкой.


 2011

АННУШКИНО МАСЛО

 Знать, Аннушка масло уже пролила
 у самого у турникета,
 чтоб осень багряные факсы слалА
 морщинистым веткам  пикета.

 Видать, поскальзнулся  уже Берлиоз,
 и падает, знай, втихомолку,
 трамвайчик летит, как в дымах паровоз,
 и время винить комсомолку. 

 И словно слепой фотопленочный шрифт
 в глаза лозунгеют плакаты...
 Клён выпишет пьяному  тополю штраф,
 и горки как прежде покаты.

 И сивку уже укатали в умат,
 и Воланд  не басилашвилисто
 пошлет Берлиозову голову в ад
 по масляным рельсам извилистым.

 И сразу же вскачь с Маргаритой на бал,
 со свитой своей маргинальною,
 он прошлою ночью здесь буги лабал,
 из морга созвав вакханалию.

 Пока ещё кони копытами роют,
 пока ещё мучим мегренью Пилат,
 слепите, магистр, такого героя,
 чтоб с ним Маргарита бы переспала!

 Конечно, он где-то среди пациентов
 смирительных  клиник, он киник античный,
 и где-то, быть может, на сорок процентов,
 пророк иудейский из рощи масличной.

 Пока скакуны не готовы к полёту,
 он  пишет- ведь он же и Левий Матфей,
 и  тут же мигрень исправляет Пилату,
 который с похмелья  лежит на софе.

 Понятно, что Кот с Азазелло не сами
 в квартире устроят большой кавардак,-
 заезжий колдун-так бывает в нисане-
 с весами играет и этак и так.

 То вовсе не Ваня безродно –Бездомный
 со свечкой-огарком да плюс образок.
 То Мастер в ермолке. Храм вечных раздумий.
 Пусть пальцем, как дрелью, просверлят висок.

 Но нам ли в томах замусоленных рыться,
 чтоб выяснить, как почему и когда
 под шкурой Кота обнаружится рыцарь,
 кочующий из никуда в никуда?

 Натянем поводья, пришпорим гривастых,
 пусть даже смирительная нас обняла
 рубашка, навеки  к себе   заграбастав,
 ведь Аннушка масло уже пролила!


 2011


ДЕТЕКТИВНОЕ ЧТИВО

 Таинственный мир детективного  жанра,-
 в печать, на продажу, на чтиво — с колес,
 как жжение шанкра, как  к телу пижама
 приросшая  в час, когда нет папирос,
 но просит шершавый язык  - и  спуститься
 в ближайший ларек нет, конечно же, сил.
 На эту страницу  ты смел покуситься—
 и все ж в нетерпеньи ее раскурил.

 Злодей. Полисмен. И чудак – аналитик.
 Все это - понятно.  И мокрый язык
 снует по обрыву  листа …Анальгетик
 вот так же на зуб положить, когда в крик
 готов ты орать, под щипцами дантиста,
 не  лишне …А лучше бы  новокаин
 ввести,  чтоб страниц этак двести иль триста,
 летели стремительные, как серпантин

 дорожный… О, быстрые черные  шины!
 Погоня сюжета. Крутой поворот.
 Как будто вращение  бормашины 
 рукою умелой засунутой в рот.
 Есть ток  и моторчик…Вот в том и интрига…
 И если обломок торчит из десны,
 спасенье твое – острозубая книга,
 щуренок сюжета - вслед бегу блесны.

 Из тины болотной  протухшего быта
 на вольную воду  убийств, грабежей,
 из беcсобытийности – в бездну событий,
 извивы сюжета - змеистей ужей...
 Наживка заглочена. Сонный филолог
 роняет  на строчки  тугую слюну,
 тома фолиантов срываются с полок,
 я этою ночью уже не засну…


2000

СВОБОДА

  "Я Франсуа, чему не рад, увы ждёт смерть злодея- и сколько весит это зад, узнает скоро шея."
   Франсуа Вийон

 В кафе кифаред нёс форменный бред,а
 для бренда зампред повестку нарушил,
 повеситься что ли, да жалко обеда,
 который при этом всё ж выйдет наружу.

 Подпорченный имидж - как это неловко,
 обманутый дольщик того не простит!
 Он болен на всю, на хмельную головку,
 а это, как будто, у бабы-мастит.

 Вмастит -так,глядишь,обретёт популярность,
 полярность нарушивши минуса с плюсом,
 при том ощутив всех свобод капилярность,
 дарованных, вздувшись бесформенным флюсом.

 На площадь! В метро! Под прицел тетекамер.
 Не троньте свободу, отдайте -глотнуть.
 На площади статуи вроде кикимор,
 того гляди чоботом медным да пнут.

 Икнут забулдыги с большого запоя,
 решив, что и так им хватает свобод,но
 кинется лошадь в широкое поле,
 и в тихой больничке простонет прободный.

 И ножик вонзится в кишечник подъезда,
 как лозунги съезда-такая печаль,
 и скажет, поди, жэкэхашник- подлиза:
 "Достукался парень! Уж лучше б молчал!"

2011


МОНОЛОГ РЕТРОГРАДА

 Верните мне талонный рай
 сатиновых трусов,
 верните панталонов Раи
 заржавленный засов.
 Пускай наивный Ив Монтан
 шокирует  Париж,
 верните сицевых матань
 и запахи параш.

 Верните мне высоты дамб,
 что возводили, веря,
 огни мартенов, ярость ламп
 и ядерщиков Берии.
 Курортов крымских полноцвет-
 сквозь штолен мрак-мощнее,
 верните мне моих ракет
 заветные мишени.

 Верните мне моих Татьян
 с Онегиными -денди,
 верните пятилетний план
 и на сберкнижке деньги.
 Верните Ильича в значке,
 и на медалях - танки,
 верните блеск в моём зрачке
 и -на троих "полбанки".

 Верните мне моё тепло
 заветной телогрейки,
 кайло моё, моё пихло,
 змею узкоколейки,
 манившей лесенками шпал
 на небо - в кумачах,
 где шквал серпастый флаг трепал
 рубахой палача.

 Верните мне мою кирзу,
 портянок навороты,
 моих Балконского с Безуховым,
 окоп с полёгшей ротой.
 И алюминий котелка,
 и каши тёплой сытость,
 и песню нашего полка,
 под дождичек сквозь сито.

 Верните нитей золотых
 триумфовые кисти,
 вождей сияньем залитых
 и солнца блик на каске,
 когда  бросал орлёный стяг
 на чешую брусчатки,
 как бы иголку в сена стог,
 планете всей на счастье.
 
 Верните мне хоть что-нибудь,
 что треснуло плотиной,
 что не одеть и не обуть,
 не выманить  полтиной,
 не выйграть и за миллион
 на бирже вашей даже,
 маржу переместив - на трон,
 иконы - в вернисажи.

 11, августа, 2010 г.

 ВНУТРЕННИЙ МОНОЛОГ ПАНКА,
 произнесейнный по поводу блок-флейтистки

 Такие девушки читают Роулинг
 и бывают набожны,
 вчера, я был мрачен, как Алистер Кроули
 и прогуливался по набережной.

 Она стояла у входа на мост
 и играла на блок- флейте,
 город породил её, как глюк мозг,
 как поллюцию балтийского флота.

 Да, она была вылитая Джоан,
 которая кажется, из под Бристоля,
 она не склонна была выполнять план
 по уровню...А я не захватил пистОля.

 По уровню преступности...То есть так,
 чтобы лежать в луже крови, а меня б повязали...
 Но она опять играла не в такт,
 как и в прошлый раз-на вокзале.

 Она нудела "Полет КОндора"
 распустив космы своих патлы,
 этакий пасторальный фон даря,
 городу, который давно спятил.

 Здесь нет львов и сфинкосов-
 только Крячков с шестернями и молотами,
 здесь, признаюсь, тусилово панков,
 а это почти что Коктейль Молотова.

 В следующий раз я возьму свой газовый,
 переточенный под боевые,
 перед этим воткнув одноразовый,
 и больше не буду с ней на "вы".

 Я не буду уже вторым или третьим -
 когда выну "музыку" из кармана,
 только надо не забыть перед этим
 читануть  "Исповедь наркомана"*.

 "Исповедь наркомана" ,роман Алистера Кроули, переведенный Ильёй Кормильцевым.

 15.08.2010 13:23   
 
БАЛЛАДА ОБ УЧЕБНИКЕ АСТРАНОМИИ

 Учебник астрономии. Десятый,
 понятно,класс. Галактики черёмух.
 Планетки-шарики в подшипнике досадном,
 скамейка с гнутой спинкой за детсадом,
 спины ложбинка.Делали чего мы?

 А ничего. В учебнике картинки-
 Юпитер хмурый да Сатурн при шляпе,
 мы, словно космонавты в карантине,
 после полета, как в кинокартине,
 познавши невесомость в чудном "Шаттле".

 И вот-Земля. Планета голубая,
 законы Кеплера, пи эр и паралакс,
 взялась мне объяснять бы не любая,
 а только ты -звучало, как рубАи,
 баюкали слова сильнее ласк.

 И вот на тормозном, на парашюте
 залихорадило.Земля или же промах?-
 мы на другой планете?-ведь не шутка,
 ведь для возврата топлива - ни чуть...
 И пенились галактики черемух.
 И в голову не лезла формул суть.

  30.01.2011 08:45