***
Полет гусиного пера
по савану мертвячки.
Куда ты, брат? Пора, пора.
Во храме гаснут свечки.
Когда все перья заскрипят
полтавскими поверьями,
тогда промолвит дьякон:"Свят!"
схватив Псалтирь проверенный.
Тогда голик- на черенок,
и лик в углу чернеет,
тогда метлою между ног
философ цепенеет.
Ухмылка Гоголя и нос
в таком античном вкусе.
Скрипит пером веселый гностик,
гогочут его гуси.
Спасли они когда то Рим,
он мир спасёт от скуки,
его полеты повторим,
когда -метелка в руки
и телка в стайке, и петух
на прясле возле церковки,
и у иконы не потух
огонь, как коготь, цепкий.
ТРЕТЬЯ НОЧЬ ХОМЫ БРУТА
«Один раз во время подобного странствования три бурсака своротили с
большой дороги в сторону, с тем чтобы в первом попавшемся хуторе запастись
провиантом, потому что мешок у них давно уже был пуст. Это были: богослов
Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець.
Богослов был рослый, плечистый мужчина и имел чрезвычайно странный
нрав: все, что ни лежало, бывало, возле него, он непременно украдет. В
другом случае характер его был чрезвычайно мрачен, и когда напивался он
пьян, то прятался в бурьяне, и семинарии стоило большого труда его сыскать
там.»
«Вий». Николай Васильевич Гоголь
Возьму свечей, Псалтирь, кусочек мела, который прихватил с собой из бурсы.
У Бога слов спасительных немало. Да ведь и петь я научился басом.
Псалмов мне на ночь хватит от Давида, для вида же, а так же для задора,
я табачку нюхну. Мужик у хаты кисет мне сунул. Кончится не скоро.
Уже на небе звезды - светляками. Скрипит ступень. Насупились иконы.
Намерен воевать я с ветряками? Похоже - да. Алтарь, как пасть дракона.
Я запалю побольше -трепетуний. Могучей силой круга мелового
отгорожусь от упырей, - не втуне крестясь, уйду в молитву с головою.
Ведь я не ритор – я философ, значит, мне ведьм возить на шее не пристало,
я колос - средь мыслителей - колоссов и потому –горилки бы и сала,
тогда и сам Сковорода Григорий –не горе - одолею в пол-присеста.
Но панночка! То сущая Горгона! Как тайный текст с изнанки палимпсеста*.
Учили в семинарии – в посты нельзя уста нам осквернять скоромным,
но Горобец Тиберий –враль нескромный, ввернет мне байку в уголке укромном,
по кромке балансируя греха, огладит ус, мигнув, примолвит «Ха!»,
и за Халяву,вишь,поди расплата. Ведь он, подлец, - ума полна палата!
…Уже стоит в гробу. Уже летает! Уже мой круг таранит краем раки.
(Как каланча - свеча у края тает.) На лбу - каббалистические знаки.
Намедни -не она ль меня в сарае ловила, как навильник сена? Глупо,
чтобы казак, - топорщась волосами засаленного старого тулупа,
дрожал. Уже - хвосты и жала – чешуйчатых, ушастых и хромых
в меня уставились, чтобы верней сграбастать. И –шасть за круг ужами, будто мысли
о колоколе медном. На монеты его расплавили два черта прошлой ночью,
Четьи Минеи** кинув на растопку. Мне только бы не видеть гарны очи!
Не подниму чугунной головы я! И жгут, как кузни горн, – глазищи Вия.
*Палимпсесты- тексты средневековых переписчиков, написанные поверх смытых или счищенных более древних.
**ЧЕТЬИ-МИНЕИ – сборники оригинальных и переводных памятников, житийных и риторических церковно-учительных слов и других сочинений отцов церкви и предназначавшихся в средневековье для ежедневного «душеполезного» чтения в течение месяца.
2010
ВАКУЛА ЛЕТИТ
У Вакулы сводит скулы-
слишком высоко взлетел.
Вол в хлеву.В подклети -куры.
Хруст пимов да скрип петЕль.
Он ковал певучи шкворни,
гвозди ладил для подков,
пока мать варила корни
для привады мужичков.
Ведьмы сын, кузнец, художник-
он рисует не спроста
эту ночь на бычьей коже
кистью чёртова хвоста.
Долетит ли до столицы
иль запьет с Басаврюком-
для любезнейшей девицы-
по сугробам босиком.
С похмела завалит в сенцы-
бас сватов да смех девичий,
а на шитом полотенце
две хрустальных черевички.
ГИМН ПОТУСТОРОННИХ
Ты зачем , Хома, чертил
мелом круг по доскам,
ты зачем грозил чертиям
иль в молитвах дока?
Ты зачем листал Псалтирь
да бубнил Писание?
Я упырь и он упырь-
и тебя достанем мы.
Знаем круг твой не ослаб
этими ночами...
Не уйти от наших лап,
от клыков с когтями.
Ну чему учили вас
в вашей семинарии-
штоф с гарилкою да квас-
да хромой звонарь и
ректор с проповедью бурсе,
чтоб не воровали и
на дубовой палке бутсы,
лужи с боровАми?
Тут тебе, Хома, не кур
на халяву хапать,
тут, мой милый, Вий да Щур,
а не лыков лапоть!
Ты пошто обидел Панну,
милую покойницу
да пришел на читку пьяный
эту упокойную?
ПЕСНЯ ВАКУЛЫ
Ночь черна, как угольный мешок,
до кишок морозец пробирает,
валится ль с охлупня лемешок,
хлопец на бандуре ли играет?
Грает ворон, ведьма ль из трубы
возносясь, взлетает на ухвате,
к сватье ль кумовья-набить зобы,
иль колдует кто-то в жаркой хате?
Запою колядоньку звончей,
из мешка повытряхну всё сало,
мне ли не ходить среди ночей,
чтобы ты моею Ладой стала?
Не нужны мне пряники, изюм
да гуся зажаренного запах,
мне бы скинуть на сугроб озям
да тебя сграбастать в сивых лапах.
Я на чёрте ведьму обгоню,
я слетаю за подарком в Питер,
удивлю похмельную родню,
так что перекрестится пресвитер.
ЗАКЛИНАНИЕ ПАННОЧКИ
Я летала на тебе,
дурень стоеросовый,
ты да Горобец Тиберий-
дети опороса.
Да ещё Халява -ритор,
с бодунища -где уж там!
ты бы харю что ли вытер,
чтоб с любовью к девушкам!
Выставлю остатний зуб
в хохотке старушечьем,
Горобца-совою-в зоб,
клятвы не нарушу.
Буду верной упырям,
да сестрёнкам -ведьмонькам,
а внесут с молитвой в храм,
лешаков не выдам вам!
Но тебя, пойми Хома,
я не пожалею,
в третью ночь сведу с ума,
не кури елея!
Не снесешь ты эту жуть,
ткнув иголкой с пялец,
в наказанье насажу,
прям на Виев палец.
ПЕСЕНКА ТИБЕРИЯ ГОРОБЦА
Сыграем, хлопцы, на бандурах,
пусть бабы -дуры млеют в юбках,
бык, словно антик на котурнах,
горилка закипает в кубках.
А в урнах шевелИтся пепел,
то петел в третий раз кричит,
в церквах срывает двери с петель
и что-то светится в ночи.
Мы на базарах воровали,
на ярморочных площадях,
мы в лужах вместе с боровами
с пяна, сукна не пощадя,
валялись, ставили вертепы
про Ведьму, Вия да Хому,
но чтобы так , как он -нелепо,
зачем , ей Богу не пойму!
И вот Хому вперед ногами
из церковки на солнце прут,
неуж виновен пред богами,
иль просто притворился, плут?
СВАТОВСТВО ВАКУЛЫ
Санным следом за Оксаной
засылать сватов пора бы,
да в соборе петь "Осанну",
месяц в небе, как корабль.
У Солохи чёрт за вьюшкой,
да в мешках по хахальку,
вот подбросить бы понюшку
в ноздрю печки угольку!
Чих да пых! Табак- то добрый
да кабак у шинкаря,
жинки злючие , как кобры,
рожки ставят втихаря.
Но Оксана да Вакула-
голубки у алтаря,
весть о том несется пулей,
что на чёрте, мол , не зря
наш кузнец летал в столицу,
лица -торжества стихарь,
да и Голова не злится
среди прочих пьяных харь.
ВАКУЛА КАЛЯДУЕТ
Акула мне в ребро,
когда я не Вакула,
за черну девки бровь
накалядую куль я!
Морожена сома
пусть сунут мне-пустое,
знай, прибежишь сама,
ведь дело не простое.
С чертями в прорубях
для парубков привада,
когда не старый лях,
тогда твоя отрада.
Горилки с табачком-
да лунный круг, как харя,
бочком к тебе, бочком,
ведь я тебя кохаю.
Те проруби-глаза
твои, краса- дивчина-
ой, проподаю зараз,
хоть вроде, пили чинно.
Смотри - в мешке карась
да окорок -дубина,
когда по морде- хрясь,
тогда , знать , полюбила.
Горит моя щека,
как чугунок в печурке,
еще терплю пока,
но поцелую..Чурку...
Намазали бровей
да глаз, да пухлых губок
такая вот бравада,
вот это нас и губит!
ПЕСЕНКА ЧЁРТА
В куле у Вакулы сидел не у дел,
крал месяц-подкову из кузни,
уменьшась, как мышка, в кармане сопел
да строил несносные козни.
Галушки толкаю в хойло колдуну,
ведь он напервейший мой друг,
доставить могу в один миг на Луну,
хоть даже ты не Басаврюк.
Сожми же коленями рёбра мои-
на мельнице помнишь гуляли?
Но если взовьюсь, то уже не моли-
на Землю вернёмся едва ли.
На иглах столичных нас, как мотыльков
нанизано, будто в кунсткамере,
при свете дневном чудный блеск ангелков,
лишь ночь-упыри да кикиморы.
Я в лунном сияньи галушкой в сметане-
лечу, на спине тебя ввысь унося,
куда тебе, друже, к царице, к матане,
подумай покрепче, о чём -то прося!
31.12.2010
ПЕСЕНКА ПАННОЧКИ
Ах ты , милый мой Хома,
я сведу тебя с ума,
ждут тебя сума, тюрьма,
а не милая кума.
На погосте твои кости
будут гнить.
Да к чёрту в гости!
Ткётся паутины нить-
ничего не изменить.
Положу на шею ножку-
покатай меня немножко.
Наша тайна-клятвы крепь-
хлев притихший, степь да степь.
Почитай , Хома, молитву,
когда кликну упырей,
выйграешь ли эту битву
возле запертых дверей?
Что поставил , милый на кон,
против Вия, упыря?
Перекрестится диакон
да прочтёт из Псалтиря.
31.12.2010 07:23
ПОЛЁТ ЗА ЧЕРЕВИЧКАМИ
На чёрте для тебя лечу за черевичками,
влюблённый сын Солохи,неплохо на плечах
устроившись Лукавого, по набожной привычке,
знаменьм осеняясь при блещущих свечах.
Хвост на кулак намотан рогатого подсвинка,
а месяц подзастрял, за вьюшку зацепясь.
Щепоть в межбровье тычется.Я слышу голос:"Сынку!"
И ведьма -на философе- в немерянных степях.
То взгляд императрицы ли? А может просто снится мне?
А может я лишь дьяк в Вакулином мешке?
Отправиться мне что ли калядовать с девицами,
иль возыметь фантазию в расплавленной башке?
Вакула я или Хома -никак не разберу того,
неужто круг очерченный с молитвой не спасли?
И на погост меня несут в дубовый гроб обутого,
как в лапоть -ногу в цыпках-на самый край земли.
Ударить что ли молотом по звонкой наковаленке
иль ведьму прокатить,хоть мне и не пристало,
в мечтах о моей милой, горячих, будто в валенке
её святая ножка для туфельки хрустальной?
31.12.2010 06:28
НОСУ МАЙОРА КОВАЛЁВА
Пойми, ты только нос майора Ковалева,
сбежавший от хозяина , чтоб получить чины,
и нюхаешь, чтоб Гоголь опять не навалял,
какую повестушку втихушку от жены
цирюльника. Ему уж лучше бы не резать
буханку по утру , чтоб обнаружить факт-
да, нос с прыщом на кончике неслыханную резвость
внезапно проявил. Здесь кончена строфа.
А там , глядишь по Невскому среди других карет
ты важно направляешься, чтоб зарулить в Исакий,
и всякого, кто скажет: «Да это ж -нос!»- корят,
что он не так как все и мыслями инакий.
И вот уже в присутствии в отсутствии хозяина,
блистаешь орденами и крыжишь циркуляр,
посмотрит кто-нибудь – вон из ноздря козявка,
но вслух ведь не объявишь. Вот ведь какой фигляр!
Ну а майор у зеркала, не обнаружив носа,
стоит как будто вкопанный на пьедестале конь,
положим, у него есть к беглецу вопросы,
но скажут чего доброго – ты тем колеблешь трон!
Но чудеса случаются обратного порядка,
даже когда кончается хмельное в кабаках,
и нос майора как бы тот кабачок на грядке
отрос на прежнем месте, оставив в дураках
всех тех, кто раболепно перед тобою пятился,
кто величал «сиятельством» с отпиской «самому».
…Куда ж твоя карета по набережной катится,
чтоб Гоголь ухмылялся неведомо чему?
2010
ПРИВОРОТНИЦА
Я уносил тебя в ближайший лес-
и эта ноша мне была не в тягость,
я задыхался от твоих волос,
в которые была ты, словно в тогу
одета.И как будто на алтарь
укладывал тебя на мхов перину-
Тарзан твой, твой индеец, твой дикарь,
чтоб в жертву принести тебя ПерУну.
А ,может, все же это ты -меня,
маня в чащобу леса непроглядную,
где я уже не взвижу света дня,
кули таскавший в нашу ночь калядную.
А в тех кулях моих больших, Вакулиных-
черт да разрыв-слова для приворота,
с утра похмелье пьяного загула
да тихий скрип Оксаниных ворот.
Ударит, пыхнув, молния в алатрь.
Лежу нагой на скользком ,хладном камне.
Заносишь нож, как то бывало встарь,
но это всё -таки, скажи, на кой мне?
Вот почему - несу тебя по лЕсу
принцессу ли, колдунью -приворотницу?
несу, не замечая даже веса,
но выскользнешь русалкою в болотце.
2010 г.
МАГИЯ
И я играл в с русалкой в салки,
и я топил в ту прорубь санки,
хватая щуку трепетунью,
и было это всё не в туне.
В ту ночь в тунике выходила
из дымной проруби она,
светила на небе луна,
дымило ли паникадило?
То поп ли пел мне отходную
или же Панночка, беснуясь,
долбилась гробом в круг магический
под Пана флейту элегическую?
"А ну её! Ту ведьму- панну!"-
скажу я Горобцу Тиберию,
но в ужасе уже теперь и я,
а вдруг я в прорубь эту кану?
Стать оборотнем - та же смерть
уж лучше мне на паперть смердом,
как круга радиус измерить?
Не радуюсь. В той бочке с мёдом
посул отца её -сплошь деготь,
и навалилась темнота,
была зазноба-да не та,
озноб -и в сердце Вия коготь.
Но только эту связь порви я
я вновь увижу рожу Вия,
тебя я в ванне утопил,
хотя который день не пил.
И вот ты в ванне той утопленница,
в вине вина иль в косячке?-
что догорает в полной пепельнице
две ранки в вене на руке.
2010 г.