мне дует, я окно зкрыл,
измысля духотою извести
непрошенные мыли.
стал скрести
бумагу,
оставляя завитки чернил.
они ползли, как и положено ползти,
направо слева, жизнь преображая,
и, может быть, кому-то подражая,
а, может, я действительно держал в горсти
всю жизнь,
все стеклышки, ракушки,
листочки, детские игрушки,
все нити, протянувшиеся вдоль
хребта вселенной.
я разжал ладонь.
в ней пуха тополиного комок
лежал на линии ума,
будто плевок,
будто насмешка надо мной,
над всем, что вот мгновение только
кружило около меня.
и роль вдруг превратилась в рольку,
и кто-то грузный утвердился за спиной,
и стал дышать в затылок.
и не скрыться никуда,
лишь голову втянуть поглубже в плечи.
но разве станет от такого легче?
хотя,
если остаться навсегда
со втянутой поглубже головой,
не быть самим собой,
а кем-то,
кем-то,
то тогда, возможно...
июнь колышется тревожно.
как стаи птиц полоски облаков.
а этот грузный подышал,
и был таков.
ушел, натешившись сполна.
сегодня вечером луна
в густую воду бросится с моста,
и все вернется на свои места.