Пробираясь сквозь заросли я порвала свое платье...
Засияла бесстыдно и нежно моя нагота.
Лес осенний, знобящий, раскрыл мне родные объятья,
но смеялась над нами бездонная синь-высота...
Так стоять мне нагой и бесстыжей, оплеванной веком,
с пьяной грязной ухмылкой слюнявящим женскую грудь...
Мне, растоптанной, смятой, обманутой, нищей калеке
шепчет век похотливо: разденься и все позабудь!
Я детей своих раздала по сиротским приютам,
мое лоно стало бесплодным, словно индустриальный пейзаж.
Я - любовница каждому, кто пожелает, пусть на минуту,
равнодушная от потерь, перепоев и краж.
Надругался мой век над моей чистотой и прохладой,
краснорожий, хмельной, кровавый мой, матерный век.
Он пустил мою плоть, мою прелесть в распыл, на усладу,
и зарос черной шерстью, густой, человек.
Он рычит, он плюется, он пьет беспробудно и страшно...
Он блюет на асфальте, он мочится по углам...
Лик земли, женский лик мой тотально загажен,
но последней надежды я все же ему не отдам...
И навстречу последней своей, тайком сохраненной надежде,
словно лист золотой, трепещущей на ветру,
я раскрою свои оскверненные, стылые вежды,
и вздохну, и пойму, и поверю, что не умру!