Володя

    Рассказ


    1
    ЗНАКОМСТВО

    Я ехала с сыном в поезде, возвращаясь из Москвы с учебной сессии домой. Во вторую ночь нашего пути, когда была стоянка на какой-то станции, кто-то выходил из нашего вагона, кто-то заходил… А утром, проснувшись, я увидела парня – он лежал на верхней полке – надо мной. Что сразу бросилось в глаза – наколки на веках и какой-то особенный трепет, охватывавший всё его существо, когда он разговаривал с людьми и показывал фотографии своей семьи – жены, сына. Неописуемый трепет, какая-то чистая, восторженная нежность.

    Позже, когда мы обедали и общались, выяснилось – Володя возвращался домой в Новосибирск из заключения.

 
    2
    «ЗЭКА, Я ТОЗЭ ЗЭКА!»

    Я давно не общалась с подобными людьми. А когда-то в юности получала кучу зоновских писем – с праздничными открытками, которые представляли собой целые шедевры – порой даже с рисунками моих портретов. Эти открытки до сих пор хранятся в моих фотоальбомах. Мне писали письма мальчишки и парни из разных зон, разбросанных по всей нашей большой стране (тогда ещё Советского Союза). С некоторыми из них мы учились в одном классе, в одной школе, а с кем-то просто жили в одном дворе или районе. Я любила этих мальчишек и парней, даже тех, которые были уже в то время по несколько раз судимы. И они любили и уважали меня, и рядом со мной преображались настолько, что все диву давались: «Околдовала ты их что ли?» А я их просто любила как братьев, таких вот непутёвых, сделавших неправильный выбор в этой жизни. Да, их образ жизни не вызывал восторга, но я любила их добрые, нежные души. Их души, действительно, были невинны и открыты как дети. И я, действительно, считала этих ребят хорошими людьми. Каждый из них имел свои дары, таланты, умения. Каждый из них носил в своём сердце любовь. Только они не знали, что с этим всем делать, куда направить, куда приложить. И я не знала в то время, что делать с этой бедой, но я старалась им помочь – настолько, насколько была способна сделать это тогда. Даже то, что я просто была с ними рядом, уже окрыляло их, вдохновляло на творчество и благие поступки – они сочиняли и пели мне песни, рисовали, следили за своей внешностью и речью… – и всё это было прекрасно! Классные руководители мальчишек, что учились со мной в одной школе, частенько на переменах подходили ко мне и, зная о моём положительном влиянии на ребят, просили, чтобы я приводила их в школу и вдохновляла на учёбу (ведь ребятки эти могли пропускать уроки неделями и не питали никакого интереса к школе, хотя были очень талантливыми, добрыми, смелыми). И я делала это! И у меня это неплохо получалось! Помню – звонила по утрам Марату – по телефону будила его: «Подъём! В школу – шагом марш! Не пойдёшь на уроки, не буду слушать песни, которые ты мне поёшь под окном». И Марат был в восторге от этой игры, и с великой радостью ходил в школу, но только он ходил туда не учиться, он ходил туда ради меня, он ходил не туда, а ко мне.

    Я могла бы рассказать множество интересных историй из той своей прошлой школьной жизни, но сейчас я вспомню лишь один момент, связанный с Зэком. Имя его Сергей, но поскольку он постоянно попадал в зону, возвращался, снова попадал в зону, снова возвращался и так далее, все так и звали его – Зэк. Это был забавный, весёлый такой парень с жутким басом и весьма умилительной картавцей. У него была тогда любимая рассказка: «Я парень ловкий! Он хотел меня по заднице ударить, я увернулся – он мне в морду попал!» Все, кому доводилось слышать это в его исполнении, держались за животики. Русские люди вообще очень любят поржать над какой-нибудь глупостью и над своей в том числе. Особенно в те застойные-застольные времена абсурда и глупости в нашей стране было хоть отбавляй.

    Зэк был старше меня лет на семь – взрослый тогда уже парень. Заметил он меня, когда я была совсем ещё девочкой – мне было лет десять-одиннадцать. Он был знаком с моим старшим братом и знал меня как его сестру. А звал он меня тогда не больше не меньше – «моя зэна». И ещё над одной его фразой смеялся весь район: «Зэка, я тозэ Зэка!» Это фраза из анегдота: Едут в автобусе зэк и пионер. «Ты кто?» – спрашивает зэк. «Я – Зэка» – отвечает пионер. «О! Я тозе зэка! А ты откуда едешь?» «Из лагеря». «О! И я из лагеря! А куда ты едешь?» «К бабе» – отвечает пионер. «О! И я к бабе!»

    Мы снова встретились с ним после его очередной зоны, когда я училась уже в десятом классе. И вот я раскопала в своих архивах дневниковую запись того времени – что и хочу, собственно, поместить в этот рассказ. Это описание одного дня ученицы десятого класса конца семидесятых годов тогда ещё Советской России.


    3
    Один день ученицы десятого класса
    конца семидесятых годов тогда ещё Советской России
    26 НОЯБРЯ 1979 ГОД
    ПОНЕДЕЛЬНИК

    Сегодня в школе со мной случилось чудо – я получила пять по физике! Невероятно, но факт! Вместо лит-ры был русский – а это вообще моя стихия! Понедельник-День тяжёлый на этот раз ослабил свои гайки, и было довольно легко на душе. Но – то ли ещё будет! Весь день – впереди!

    После уроков я зашла к Людмиле Котович и забрала у неё свой томик стихов Есенина. Мы готовим с ней целую программу, посвящённую Есенину, и огромную красочную стенгазету о нём. Такие проекты у нас с Людмилой получаются потрясающе здорово! Мы обе умеем рисовать, и имеем также вкус и чувство композиции. Мы уже сделали с ней несколько альбомов по географии на разные темы, и Татьяна Ивановна – раньше наша классная мама, а теперь директор школы – гордится этими нашими трудами.

    Прихожу я домой, а дома – Ольга с Дюхой – спят – приехали утром из Боготола. Лапки мои троюродные! Я так соскучимшись по вашим душам! Так и хочется вас пощипать и разбудить! Но я не буду вас трогать – спите, засони!

    Ну какой же сегодня замечательный день! Только чувствую – душа в каком-то томлении…

    Отобедала я бабиной «кашей в подушках». Это у нас фирменная записка бабули – «каша – в подушках». Подушки – русская печь в некотором роде, но из пуха (то есть городской вариант!). Помнится, в одну новогоднюю ночь (это было в восьмом классе) мы с Аркашей Юркевичем так дурачились, что завалились в подушки, где стояла кастрюля с жидкой тушёной картошкой! Мы были оба в этой картошке, а костюмчик у Аркашки – к несчастью – был совсем новенький!

    Вот и трудности понедельниковые начались – Мурка залила пол кровью и вьётся вокруг меня, ни на шаг меня не отпуская. Ну вот… моя киска собралась, однако, рожать. Я просидела с ней целый день. Она – трусиха такая – боится остаться одна. Нормальные кошки в такой момент прячутся подальше от глаз, а эта – наоборот – слёзы в глазах… мяучет, умоляя позаботиться о ней. Потом я принесла для неё коробку с бабулиной работы (из «Строителя» – кинотеатра) и устроила берлогу из тряпок. Мурка засуетилась то в коробку, то из коробки, начала рыть лапами все эти тряпки… – в общем, свила гнездо.

    К вечеру, сидя с кошкой, работая как успокоительное средство, поглаживая её толстый животик с котятами, я начала засыпать. Вдруг – стук в дверь. Открываю – Зэк с Виталиком: «Пошли к Светке. Не спрашивай. Надо». Дома у нас уже все собрались – братец, баба, мать. Ольга с Дюхой проснулись. И я спокойно оставила Мурку на их попечение, хоть она и ломилась следом за мной с криком и плачем, ведь хозяйка-то её любимая – я, и в такой ответственный момент свою жизнь и появление детёнышей на свет может ли она доверить кому-то другому?

    По дороге к Светке Зэк рассказывал о какой-то драке… Вечно куда-то ввяжется! Заявится потом в кровище или с синяками, я ему тресну в лоб да раны начинаю промывать или примочки делать на синяки… А он ещё и на колени встанет, ручку мне поцелует: «Ну, Зэка, миленькая, не ругайся, я больсэ не буду. Я исправлюсь». Ну что с этим чудом делать?!

    Что же было потом у Светки – узас! Вот тебе и Понедельник-День тяжёлый! – не с утра, так напоследок – на хвосте – принесёт какое-нибудь испытание. Вот где урок-то сложный – любовь! Вот где суметь бы получить пятёрку!

    Сначала мы просто обсуждали прожитый день всей компанией, шутили, смеялись, дурачились. Зэк хватал меня на руки и «выкидывал» в окно – изображал, таким образом, смертельную любовь. Ему бы в цирк клоуном! Потом увёл меня в другую комнату, закрыл дверь, усадил на диван, сам сел у моих ног на пол и, поглаживая мои руки, приговаривал своим картавым басом: «Ах, Женька, миленькая девочка, любименькая моя девочка, «моя зэна»… Я прекрасно понимаю, что мы не можем быть вместе. Тебе всего 16 лет. Ты – Золушка или Мальвина, или, Бог знает, кто такая вообще! Ты такая светлая, лёгкая и высокая, что я не знаю, кем тебя можно назвать. А я – намного старше тебя. И я – Зэк. Ты – нежная. А я – грубый. Тебе – взлетать! А мне – падать вниз. Тебе – всё рано. Мне – всё поздно. Я люблю тебя. А ты… ты… – не моя. Ты – не для меня. Ты и не захочешь быть со мной – с таким… Что хорошего можно сказать обо мне? Ты знаешь, что я – Зэк – четыре раза судим, за плечами два срока. Я – хулиган. Пьяница. И больше ничего. Но я знаю, что когда-то надо бы остановиться и встать на верный путь – путь, ведущий вверх, а не вниз. И уже сейчас надо искать этот путь».

    Я сказала ему: «Ищи. У тебя получится. Ты же – сильный Духом. Ты – смелый и решительный. Ты – весёлый, жизнерадостный. Ты имеешь не только сильную волю, но и любовь в сердце. И ты достоин встать на такой путь и оставить позади свою прошлую жизнь – все эти кабаки и драки. Ведь такому, как ты, любые преграды, любые задачи по плечу!»

    И он продолжил: «Ты думаешь? Или это ты так смеёшься надо мной? А я, собственно, и нашёл уже этот путь. Мой единственный правильный путь – это ты! Ты – Золушка или Мальвина, или, Бог знает, кто такая вообще! Я не знаю, кто ты, но без тебя я не справлюсь с этой задачей, не сумею выбраться из болота, в котором завяз».

    Я улыбнулась.
    А Зэк продолжал: «Смеёшься. Ты, конечно, смеёшься. Тебе смешно. А тут не до смеха. Плакать хочется. Знаешь, что я думал, когда шёл к тебе сегодня? Я думал о том, что как бы там ни было – согласишься ты быть со мной или нет, есть в твоём сердце хоть капля любви ко мне или нет, я всё равно тебя никому не отдам! Пусть только кто-нибудь тронет тебя хоть пальцем – убью! Ты никому не достанешься, если не мне! И – не дай Бог – я увижу тебя с кем-нибудь! – убью обоих!»

    Я засмеялась: «Хорош влюблённый мужчина! Прям Отелло! Да ты можешь сделать это прямо сейчас – убить! – и проблем никаких! Только знай – это уже не любовь! Знай – ревность – это падение, это потеря любви, это потеря себя, собственной души. Но душа твоя не хочет терять любовь и быть потерянной! Она хочет освобождения от всех этих грязных одежд эгоизма, гордыни и невежества. А мысли об убийстве – это совсем не мысли твоей души, это не ты! Это не твоё! Зачем ты позволяешь такой гадости захватывать тебя?!»

    И он сказал: «Ты, как всегда, права. Но поверь – я никогда тебя не обижу и не брошу, если ты будешь со мной».
    Я ответила: «Никто почему-то ни обижать, ни бросать не хочет, однако же… это происходит в жизни чаще, чем нам может показаться».

    Потом он говорил о том, что, конечно же, никогда не обидит меня, а уж тем более – не ударит, а уж и того паче – не убьёт, что такие мысли, действительно, приходят не из души, а невесть откуда, и это невесть что или кто правит нами, как марионетками, но мы всегда знаем, что не правы, если поступаем низменно, подло.

    Я хмыкнула. А Зэк на это почти закричал своим и без того жутким басом: «Девочка милая, раз я так сказал, значит так и будет! Верь мне! Я не причиню тебе никакого вреда! Я не буду насильником и убийцей! Я действительно люблю тебя! И ни одному волосу не дам упасть с головы твоей! Но скажи мне – кто ты? Что ты? Я знаю всё о тебе, но в тебе есть что-то такое, чего я не знаю, и это сводит меня с ума. Скажи же мне, странное и светлое создание, кто ты? Что ты?»

    Я молчала, пожимая плечами. Зэк так озадачил меня этим безумным вопросом, что я готова была расплакаться от ощущения пустоты внутри себя. Я даже положила руку на своё сердце в надежде получить ответ, но ответа не было… Ответа не было! И я чувствовала себя полной идиоткой, полной дурой! Боже мой! Я совершенно не знаю саму себя! И как же мне узнать это – кто я? Что я?

    «Но ты же должна всё знать! Ты должна всё знать! Скажи! Скажи мне – кто ты?» – Зэк тряс меня за плечи… Слёзы набегали в его глазах…
    А я пожимала плечами и мотала головой: «Серёжа, я не знаю. Я не знаю. Прости, но я, правда, не знаю»…
    Потом он успокоился, взял себя в руки и начал вспоминать, какая я была в 10, 12, 13 лет, и как его тянуло ко мне уже тогда. Как смешно он всё это рассказывал! Я нахохоталась до слёз.
    Потом мне стало как-то грустно – что делать со всем этим? И кто ж я такая, в конце-то концов? «Ты – мой путь» – сказал Зэк. Неужели на меня можно возложить такую ответственность – вести за собой, ответственность за жизнь человека, за его душу?

    Я вздохнула тяжко от этих мыслей. А Зэк запричитал: «Господи, что за мука такая?! Что ты сделала со мной?! И зачем я только знаю тебя?! Зачем сегодня пошёл к тебе?! Знал, что идти не надо, но пошёл, не выдержал, не смог себя удержать! И зачем всё это тебе говорю?! И хочу тебя обнимать. И хочу тебя целовать. И хочу тебя на руках носить, и делать всё, что ты мне скажешь… Но вижу палец этот, грозящий с Неба – «Не смей!» Да кто же ты такая, девочка моя хорошая, что за тебя вступаются Небеса?»

    И у меня глаза наполнились слезами, и у Зэка… И тут в дверь позвонили – кто-то пришёл. Мы с Зэком вышли из комнаты, Света с Виталькой – из другой комнаты, открыли дверь – смотрим – стоят Серёга Макаревич и Олег Жигаев. У нас, видимо, такой был чрезвычайный вид, что Серёга с Олегом остолбенели и как-то так горестно заволновались – это сказывалась их любовь и забота обо мне – «не пора ли спасать?» Я быстренько надвинула на себя своё пальто цвета морской волны с капюшоном, моднейшие сапожки (но и удобные настолько, что в них хорошо – в случай чего – убегать) и шепнула Зэку: «Ты зря думаешь, что ты – хуже, а я – лучше. А Небеса, я думаю, вступаются за каждого, кто обращается к ним за помощью. Тебе нужно просто захотеть этой помощи, приложить немного усилий и постараться быть собой – настоящим!» Серёга Макаревич с Олегом подхватили меня под руки и почти донесли-домчали до дому. «Прибью этого Зэка» – буркнул Макаревич. «Он обидел тебя? Ты была расстроенная»… – спросил Олег. «Всё нормально, ребятки, не волнуйтесь. Но, может быть, вы знаете – кто я такая?» – меня бесконечно мучил этот вопрос… «Кто ты? Ты – чудо!» – в один голос ответили Серёга с Олегом. Вот тут-то я, конечно, и прослезилась. Они чмокнули меня – один – в одну щёку, другой – в другую и отправили домой, пожелав спокойной ночи.

    Не успела я и переступить порог дома – звонит телефон – Васька Акименко: «Я видел вас из окна. Чего случилось-то?»
    У нас с Васькой – дружба по телефону. Однажды мою мать вызвали в школу за мои двойки – естественно – дома потом скандал. Так Васька в тот вечер до глубокой ночи несколько часов к ряду успокаивал меня по телефону: «Да плюнь ты на это, не расстраивайся. Ты же знаешь, что ты – вовсе не двоечница. Ты столько всего умеешь! Ты столько всего знаешь! Им бы ещё и поучиться у тебя! А ты плачешь!»

    А к утру Мурка родила четверых котят прямо в моей постели!


    4
    ВЕЧЕР ДО НОВОСИБА

    Наш поезд, стуча колёсами, мчался, и мельтешили в окошках картинки весны. Гоша, мой сын, научился читать, пока ходил вместе со мной в Москве на учебный курс в Монтессори-группу. Моя учёба на Монтессори-курсе – это отдельная история, о которой я тоже когда-нибудь напишу. Гошик с восторгом показывал окружающим свои способности чтеца и счетовода, мы всей компанией играли в нашу домашнюю смешную игру в алфавит – по очереди называли слова сначала на «а», потом на «б» и так – до последней буквы алфавита. К нам присоединились несколько человек из нашего вагона, и всем было очень весело. Потом на одной из станций вышел наш сосед – пожилой, но довольно моложавый и современный мужчина, который всю дорогу играл с Гошей. Перед тем, как выйти, он подсел ко мне поближе и шепнул на ухо: «Ты будь поосторожней с этим новым соседом – всё-таки едет из мест лишения»… Мы попрощались, и он вышел.

    Но я знала, что этого парня Володю мне подбросила сама жизнь для какого-то важного разговора.
    На этой станции к нам никто не подсел, и дальше – весь вечер – до самого Новосиба, куда ехал Володя, мы оставались одни (можно сказать – наедине). Гошачок хороводился с другими детьми из нашего вагона. Уложить спать его не удалось, так как другие дети объявили: «Мы ляжем спать только после стоянки в Новосибирске!»

    Я рассказывала Володе о Марии Монтессори, о её системе воспитания и образования детей – об этом уникальнейшем учении, данном ей свыше. Рассказывала о своей учёбе на этом курсе, о курсе по психологии души, который прошла также в Москве, о тестах космических часов, что нам нужно победно проходить из года в год. Я рассказывала Володе о книге Еноха, которая когда-то давно была изъята из Библии и уничтожена, а теперь найдена в археологических раскопках Мёртвого моря и восстановлена. Я поведала ему о «Плане Сатаны», который был дан в этой книге потомком Адама и Евы из рода Сифа – Енохом – чтобы предупредить человечество о надвигающейся опасности.

Вот этот зловещий план:
1. Негармоничная музыка (искажение звука);
2. Нечестивые желания;
3. Непослушание;
4. Похоть, вожделение;
5. Пьянство;
6. Орудия разрушения;
7. Возрастающая ненависть, убийства;
8. Жестокость;
9. Насилие;
10. Кровосмешение;
11. Гомосексуализм;
12. Неспособность распознать, что такое грех или беззаконие.

    Я рассказала Володе о том, что Енох был потомком из рода детей Света, а Каин, убивший своего брата Авеля, неся в себе семя Сатаны, передал и своим детям это семя, и потомки Каина воплотили в жизнь «План Сатаны», потом соблазнили детей Света. Гены детей Света и детей Тьмы смешались, создав негативную карму, и теперь по сей день каждый человек (каждый потомок Света) несёт в себе эти два семя – семя Бога и семя Сатаны. И этот «План Сатаны» работает и поныне. Особенно проявился он сейчас – в последние десятилетия.

    «Представляешь, весь путь падения вниз, оказывается, начинается с искажённой музыки! А сейчас она грохочет повсюду. Такого ещё никогда не бывало! Все нечестивые желания, разврат, пьянство, все безобразные проявления исходят от искажённой музыки. Все беды начинаются с неё. Поэтому молодёжь сейчас так быстро и легко катится вниз. Раньше люди спивались за 10-20 лет, сейчас же – за пару лет. Ведь там, где звучит искажённый, рваный ритм, нарушается гармония. Человек не наполняется творческой энергией вдохновения, как при прослушивании истинной музыки – правильно звучащего ритма, а наоборот, теряет силы и настроение жить. Ему уже совсем не хочется творить, дерзать, трудиться. Но ему хочется бунтовать, громить, крушить, ломать, поспорить с кем-то, закатить скандал или подраться. Ведь это происходит и с нашими маленькими ещё детьми – сплошное непослушание! Сквернословие повсюду, а ведь оно в основе своей тоже бунт – бунт против приличия, против закона красоты. Сарказм. Пошлости. Истерия. Сил всё меньше. И тогда идут в ход всевозможные допинги, чтобы ощутить хотя бы временный прилив сил, но они не приносят примирения и облегчения, а ещё больше озлобляют и развращают, сексуальные же извращения, в свою очередь, дают ещё большую потерю жизненной энергии! Богатый человек в этом случае проматывает своё состояние, а бедный – не имея ни сил, ни желания честно работать – встаёт на путь преступлений. И так человек доходит до такого состояния, что теряет всякую способность распознать то, что он нарушил все законы жизни, он даже не задумывается, что можно и даже нужно жить как-то по-другому, ему кажется – все живут так, и другой жизни не существует. А это уже последний пункт, конечная цель «Плана Сатаны»! – всё, как говорится, приехали!»

    Володя внимательно слушал меня и говорил своим низким голосом, который очень напоминал мне голос Зэка: «Ты, знаешь, ведь всё, действительно, так и происходит, как ты говоришь. Всё так оно и есть: наслушались музычки, покурили, выпили водочки и – понеслась! – девочки, денежки, наркотики, а там и до зоны – рукой подать. А на самом-то деле и не надо всё это! Но как уйти от этого? Как устоять? Как ты умудрилась уйти от этого?»

    Я рассказала Володе о своей школьной жизни среди хулиганов района, как потом взрослела в окружении рок-музыкантов, как любила всех этих Дипов, Флойдов и Цепелинов. Но при всём при этом стремилась к единению с Богом и, встав однажды на духовный путь, не смогла уже больше слушать подобную музыку – настолько изменилась и очистилась, что эта музыка стала уже не приемлема для меня.

    Володя мне также рассказывал о себе, зачитывал мне зоновские заповеди, которые очень схожи с заповедями Бога. И наш разговор плавно и вдохновенно тёк под стук колёс.

    «Как здорово, что я тебя встретил! Видно, тебя мне Бог послал, услыхав мои молитвы и вопросы. Знаешь, я видел как-то два сна, которые никак не уходят из моей головы, но я не знаю их значения. Знаю, что это какие-то особенные сны и означают что-то важное для меня, но никто до сих пор не смог мне их разгадать, объяснить. И я уже потерял всякое желание их кому-то рассказывать, но тебе – чувствую – должен рассказать. Ты – сама такая же, как эти сны – наполненная смыслом, загадочная и волшебная. Значит, ты сможешь мне помочь.
    Первый сон:
    Я стою в большом зале. Он похож на зал храма. Весь этот зал наполнен перламутровым сиянием. Передо мной – мужчина – очень высокого роста, в таких же сияющих перламутровых одеждах. Он указывает на мою ногу и говорит: «У тебя там опухоль. Её нужно убрать, и жизнь твоя изменится к лучшему»».

    Володя замолчал, и в глазах его застыл знак вопроса.
    «У тебя там что-нибудь есть – на том месте – на ноге, куда он указал?» – спросила я.   «Да, у меня там наколка «вся жизнь – дерьмо»».

    Я улыбнулась: «Всё ясно. Ты был в священной обители в эфирной октаве. Мужчина в белых одеждах – это кто-то из святых, совершивших вознесение. Знаешь ли, иерархия Света очень многочисленна. И у каждого из нас есть свои покровители Света. А эта наколка – и есть опухоль для твоей жизни. Это препятствие на твоём пути. Тебе нужно убрать это препятствие. Подобное отношение к жизни притягивает к тебе неприятности. Это негативная матрица. И тебе надо изменить своё отношение к жизни. Жизнь – прекрасна и удивительна! Скажи себе это! Убери это препятствие и внешне, и внутренне, и твоя жизнь, в самом деле, изменится к лучшему!»

    Лицо Володи совершенно изменилось – оно застыло в изумлённой радости и стало невероятно красивым. Затем изумлённый стоп-кадр сменился лучезарной улыбкой, и Володя сказал: «Как всё, оказывается, просто! И как же я не мог понять это сам, ведь всё так просто и понятно. Ну, слушай уж, волшебница, и второй мой сон. Он тоже такой же интересный, как первый, только тот был очень светлый – залитый светом, а этот – мрачный и жутковатый.
    Я стою опять же в большом зале, но уже не светлого храма, а какого-то мрачного и сырого замка. Неуютное, неприятное, жуткое ощущение внутри. На одной стене этого зала изображена девушка – вся в золоте и с мечом в руке. Картина эта огромного размера – во всю высоту стены, а высота – приличная, как во всяком приличном древнем замке. А на другой стене – всадник на коне – весь в чёрном. На его голове – шлем. Кто это – совсем невозможно разглядеть. И вдруг девушка в золоте оживает, поднимает руку с мечом, бросает мне под ноги меч и говорит, указывая на всадника: «Сражайся с ним». Я поднял сверкающий меч и начал сражаться. Несколько раз казалось, что, вот, всё – победил, а тот поднимался снова. Так и проснулся я в этой борьбе».

    Володя опять замолчал, широко раскрыв глаза – ожидая моего ответа. Глаза его сияли удивительным Светом – Светом его Божественного Я. Этот Свет лился нежностью полного доверия и смирения, и душа его ждала откровения и освобождения. Как чудесно увидеть в глазах человека этот величественный Свет Бога, а не дьявольскую похоть!

    Я не могла удержаться от созерцания этой прекрасной картины – преображённого лица и сияющих глаз. Я полюбовалась некоторое время всей этой красотой и заговорила тоже каким-то преображённым голосом: «Володя, дорогая душа! Продолжай свою битву! Ты ведь даже вооружён! Значит – тебя ведут твои покровители Света, ведёт Бог. Тебе дан меч. Этот меч – знания. А всадник в чёрном на коне – это твоё низшее я – твоё человеческое эго со всеми твоими дурными привычками, пристрастиями и негативными чертами характера. Сражайся и побеждай! Ты способен победить!»

    Володя сидел тихо и кротко, окутанный Божественным сиянием, спустившимся в его четыре нижних тела (в том числе и в физическое) сверху – из его Каузального Тела. Это было воистину Небо, спустившееся на Землю! И это было блаженство для нас обоих. Он был счастлив оттого, что узнал то, что давно хотел узнать, а я была счастлива оттого, что я смогла дать ему те знания, которые он так ждал!

    Потом он совсем тихонько сказал: «У меня наверно жуткий голос, да и вообще весь вид?» «У тебя замечательный голос, да и вообще весь вид!» – ответила я. Мы рассмеялись, а потом долго говорили на тему семьи, брака, семейных взаимоотношений, на тему детей и их воспитания, на тему денег и их зарабатывания и, конечно же, на тему любви. Так, в час ночи мы прибыли в Новосибирск. Когда ехали по городу, Володя рассказывал и показывал мне, где он живёт. Вот трепетное зрелище! – человек возвращается из зоны домой – где так давно не был! – целую вечность!

    Дети высыпали на перрон первыми и заносились по асфальту перрона как застоявшиеся кони. Вышли и мы. Прохладный ветерок обдал нас своей свежестью. Часы на здании вокзала ярко высвечивали время. И я вдруг вспомнила один свой сон и рассказала его Володе:

    «Берег моря. Археологические раскопки. На определённой ограждённой территории работают заключённые. Я прибыла сюда то ли в качестве руководителя этих раскопок (именно той части, где работают зэки), то ли ещё и как воспитатель этих зэков, не знаю. Мы с каким-то парнем (заключённым) находимся в большом подземном помещении, где лежит много каких-то предметов, найденных нами при раскопках. Я перечисляю эти предметы, а какой-то человек записывает. И вот – мы с этим парнем идём по длинному коридору подземной шахты. Здесь тоже встречаются работающие зэки. Я вроде как иду сдавать начальству документы – закрывать своё пребывание здесь. Но что интересно – между мной и этим заключённым – любовь. И мы идём – будто парим. Везде, где нужно преодолевать какие-то преграды или прыгать, он подхватывает меня и кружит – держит меня в своих объятиях, не опуская на землю, и какое-то расстояние так меня и несёт. А я шепчу ему на ухо что-то нежное и целую.
    Мы пришли в какое-то помещение типа склада, архива. Здесь всё под охраной, на замках. Охранник сидит у окошка. Он впустил меня в помещение архива, я подписала там какие-то бумаги, и затем выпустил меня, называя Ириной Трухниной.
    Дело завершено. Я свободна. Можно уезжать домой. А у меня здесь – любимый…
И вот я стою где-то на улице города – на площади под часами – и жду его… Долго жду. Так и проснулась в ожидании».

    Я замолчала, и какое-то время мы с Володей оба молчали, стоя напротив друг друга. Потом я заёжилась от холода, и Володя взял меня тихонько за плечи: «Ты замёрзла совсем. Можно я поцелую тебя в щёчку?» Я засмеялась: «Да-да, пришла пора прощаться». Он чмокнул меня в правую щёку и побежал ловить моего угорелого сына, поймал, принёс его на руках к ступенькам вагона, завёл в вагон и снова вышел на перрон. Я, поднимаясь по ступенькам, сказала Володе на прощание: «Ты сражайся и побеждай своё низшее я! Ты победишь! У тебя получится! Ты даже не сомневайся в этом!»

    «А я буду тебя ждать под всеми часами на всех площадях мира, как ты ждала меня. И, может быть, однажды, когда я исправлюсь, ты снова придёшь в мою жизнь»… – сказал мне на прощание Володя.

    26-27.07.2001