Мы сдали сессию.
И сразу стало скучно.
Январь на юге слякотный, промозглый.
Под стать погоде улицы, дома,
Всё серое, в разводах дождевых,
В песочных струях или в комьях грязи.
И тучи наплывают, как пираты,
Чтоб человека взять на абордаж
И кинуть в бесконечную пучину
Тоски и холода.
На сердце тоже сумрак.
Ведь некуда податься.
Две недели
Каникул, абсолютно бесполезных,
Ненужных, как гуляние в галошах,
Да под зонтом.
Ах, человек в футляре!
Ты здесь бы был в своей родной стихии.
Но, говорят, тебя придумал Чехов,
Сам весельчак, любитель острых шуток
И розыгрышей.
Вот бы нам такого
Весёлого для жизни компаньона!
Но сеет дождь, и всё вокруг пустынно.
Приходит Витя Савченко,
Громоздкий,
Огромный, словно шкаф, и неуклюжий.
Он говорит ломающимся басом:
-А, может быть, прокатимся в Ташкент?
Там сухо, даже солнце пригревает.
- В Ташкенте снег,
Вчера передавали.
- Ну, что с того?
Сегодня снег растаял.
Поехали!
Мы мчимся на вокзал,
Где, истомившись, тридцать третий скорый
Летит навстречу ветру.
А в вагоне
Гуляет заводная шантрапа,
Любители бесцельных путешествий
И выпивки на каждом полустанке.
Мелькают бесконечные Термезы,
Карши, Каганы, даже Самарканды.
Пески вплывают в горы, горы - в степь.
Уныла азиатская природа,
Ей не к лицу январское безумство,
Когда понять не в силах,
Что за время
Мелькает удивлённо за окном.
Но вот Ташкент,
И с поездом нам дальше
Не по пути.
- Тут у меня жила
Когда-то тётка, -
Витя говорит.
Он тихо говорит,
А сам трясётся
В холодных туфельках,
В плащишке без подкладки.
Ташкент нас не приветил ярким солнцем.
Мороз – под двадцать,
Гололёд, позёмка.
- Да где-то здесь! –
Товарищ мой растерян.
Ташкент большой,
И все дома похожи
Своей неповторимостью печальной.
Дувалы изогнулись лабиринтом,
За ними глинобитные строенья.
Людей не видно,
Только иногда
Арба проедет.
И осёл усталый
Безумным криком огласит окрестность.
- Да! – Витя огорчённо трёт затылок, –
Я адреса не помню.
Как-то надо добраться до трамвайной остановки.
Но где здесь ходят чёртовы трамваи? –
Попробуй догадайся!
Мы идём по переулкам – в ад иль в неизвестность?
Идём, танцуя по земле промёрзшей,
И, наконец, выходим на простор –
К большим домам и к улицам широким.
Трамвай звенит, на стыках стонут рельсы.
Ура! Ура!
Мы едем по Ташкенту,
По городу мечтаний затаённых,
Где каждая плита на мостовой
Поэзией наполнена,
Где звонко
Гулял Есенин, дыни покупая,
Где семенила тихо вдоль арыка
Ахматова, стихи её терзали,
И Луговской, встречаясь с ней
Беззвучно
Бросал неуправляемые рифмы
В неведомое странное пространство,
Наполненное звуками карнаев
И речью, непривычной и гортанной,
Как медленная музыка Востока.
Стихами переполненный, я замер,
Забывшись в неугаданности улиц.
- Выходим!
- Здесь?
- Мне кажется, что здесь.
Был полдень,
Чайханы дымились пловом,
И чаем.
И гудели, словно ульи,
Забывшиеся в суетных желаньях.
- Сюда? – спросил я Витю,
Потянув его в ближайший уголок надежды,
И радости, и сладких ароматов.
Но Витя мне ответил грустно:
- Нет!
Нам нужно добираться до ночлега.
А школьники бежали нам навстречу,
Портфелями кидаясь и толкая
Друг дружку,
Будто это не Ташкент,
Огромный, неизведанный и чинный,
А маленький заштатный городок,
Что затерялся на просторах детства.
И девочка лет десяти, примерно,
В лохматой шубке,
В шапочке с помпоном,
С печальными еврейскими глазами,
Меня вдруг удостоила вниманьем.
Она остановилась средь дороги,
Навеки удивлённая,
И что-то
Смущённо прошептала.
Меж домами
Две искры промелькнули и исчезли.
А мальчик, что её сопровождал,
Внезапно и отчаянно споткнулся.
Он закричал:
- Куда ты смотришь, Лана?
И девочка неловко рассмеялась
И побежала быстро вдоль дороги
В какую-то неведомую мглу,
Где снег летел, огнями оглушённый,
Не зная ни квадрата приземленья,
Ни времени, когда взметнулась нежность,
Доселе непонятная, как сказка.
- Идём же! – Витя был нетерпелив, –
Не отставай!
Нам только не хватало
На улицах Ташкента потеряться!
Здесь так легко не встретиться опять!
- Да! – я сказал, –
Легко!
Чего уж легче!
Р.Маргулис