Последний приют

Григорий Симаков 2
В детстве, когда я был воспитанником детского дома, мне, как и многим другим детям, кому не пришлось познать родительской любви, было очень больно, а порой и завидно, видеть радость своих сверстников, которые считались в детских домах того времени, приходящими, когда к ним приходили или приезжали родители. В то время я часто задавал себе вопрос: - Почему у меня нет ни папы, ни мамы? Никто не знал, как я мечтал о том, чтобы у меня они тоже появились. Но этого, почему-то, не происходило. С годами эта боль прошла, но, после того, как я посетил дом престарелых «Милосердие», что находится в селе Тарумовка, она напомнила о себе, но уже совсем в другой категории психосоматических функций моего сознания. В категории сочувствия и непонимания того, почему пожилые люди могут оказаться в той же самой ситуации, что и воспитанники детских домов.
В этом учреждении сегодня проживает 16 человек. Нет, вру, 17. За день до моего посещения сюда привезли ещё одну старушку.
Кому-то из них за семьдесят, кому-то и за восемьдесят. У каждого своя судьба, свои привычки, свои интересы, свои тайны и секреты, свои амбиции и обиды. Но объединяет их одно – дом, но, не для детей, у которых вся жизнь впереди. А дом, для престарелых людей, которым осталось только одно… и безысходность.
У них нет здоровья, чтобы начать всё с нуля. У них нет детей, которым они отдали всё, чтобы их вырастить, выучить, дать путёвку в жизнь. Вернее, дети есть, но, по всей видимости, они их плохо воспитывали, поэтому и оказались в этом приюте для взрослых.
Пока я добирался домой, обедал, записывал увиденное в черновик, мне не давал покоя один вопрос, почему такое стало возможным? Что могло подвигнуть их детей или ближайших родственников на такой отвратительный шаг? Поэтому и только поэтому, я, бросив все домашние дела, вновь отправился туда.
Субботнее утро было хмурым. Косматые, серые облака, гонимые «Иваном», северным ветром, бесконечной чередой мчались в сторону южных границ Дагестана.
Выйдя на перекрёсток, благо от нашего дома он недалеко, я, в ожидании попутной машины в сторону Тарумовки, закурил. Мысленно я уже был там, в доме «Милосердие». Продумывал заранее вопросы, их правильную постановку, чтобы, не дай бог, хотя бы одним словом ранить, и так израненную и обиженную душу человека, оказавшегося в данной ситуации.
Беседовать с людьми, прожившими на нашей многогрешной земле не один десяток лет,
всегда очень сложно. Они готовы говорить только о том, что интересно им, ни капли, не заботясь о том, что интересно их собеседнику. Так и получилось у меня.
С кем бы, из проживающих в доме «Милосердие», я не разговаривал, мне приходилось выслушивать всё что угодно, но не то, что хотелось бы услышать самому.
Одни, прикрываясь глухотой, хотя прекрасно слышат, начинали хвалить обслуживающий персонал. Другие своим многословием уводили меня в такие дебри политики прошлых лет и ежеминутного анализа политической жизни сегодняшнего дня, что мне с трудом удавалось вернуть их в нужное русло беседы. С третьими беседа могла бы не состояться вообще, если бы я не нашёл в себе терпения выслушать их претензии и обиды, заботы и всевозможные характеристики на своих соседей, таких же, как они сами. Но самое интересное заключалось в том, что они не задумывались, даже на миг, о том, что другие могут сказать о них, тоже самое, а может быть и похлеще.
Через пару часов я имел полное представление о каждом из постояльцев, проживающих в этом доме.
Вы меня извините, но, во исполнение морального кодекса журналистской братии,
настоящие имена и фамилии этих людей я называть не буду, но пути-дороги, приведшие их сюда, постараюсь описать более полно, так, как я это знаю.
Один дедушка в молодости взял замуж женщину с двумя малолетними дочерьми. Так уж сложилось, что совместных детей у них не было. Вместе они прожили тридцать лет. Девочки выросли. Повыходили в замуж. Три года назад его супруга умерла, но в её завещании фамилии супруга не оказалось. Дочери, видя, что их приёмный отец ещё полон сил и может привести в дом другую женщину, которая может оставить их без наследства, забыв про мораль и стыд, быстро продали дом. Поделив вырученную сумму денег между собой, они отвезли отчима в дом престарелых, и, чтобы избежать осуждения односельчан, испарились.
В похожей ситуации оказалось большинство проживающих здесь стариков. А одна бабулька сама не захотела ехать к дочери, говорит: - Не хочу стеснять. Им самим разместиться негде, а тут я ещё приеду, лишним ртом в семью.
Так и не поехала.
На мой вопрос, почему так случилось? Никто из них не дал вразумительного ответа.
Только сыпались, как снежинки с зимнего неба, всевозможные упрёки в адрес родственников и слова, характеризующие самих себя, только с положительной стороны.
Меня такой расклад не устраивал. И за более правдивой информацией, раскрывающей характер и поведение постояльцев в настоящее время, я отправился к обслуживающему персоналу. Только после долгих бесед и разговоров мне многое стало понятно.
А выводы напрашивались нелицеприятные и жестокие, и в адрес детей, и в адрес стариков, из-за которых я даже не хотел продолжать писать эту статью. Но всё же решил её продолжить только потому, чтобы попробовать разъяснить и исправить создавшуюся ситуацию.
Проблема отцов и детей, как была, так и останется в нашем сознании, пока на этой планете будет жить человечество. Над её разрешением будут трудиться лучшие умы, но это не возможно. Почему?
Да потому, что дети хотят уйти, и чем быстрее, тем лучше, от родительских нравоучений, и постоянных окриков и упрёков. От пьянства и драк. Уйти от своих обязанностей в отношении собственных папы и мамы, которые, на их взгляд, не достойны и капельки их внимания, только из-за того, что слишком мало уделяли им внимания, когда они были маленькими. Не выполняли их прихоти. Не разрешали дочерям в четырнадцать лет бегать на свидания с прыщавыми пацанами, знающими только одно, где бы «кайфануть» на халяву, но незнающими где и как можно заработать честным путём, хоть небольшие деньги. Да вы спросите сами себя, когда в последний раз ваши отпрыски брали в руки лопату или мотыгу? Хотите, отвечу за вас, в классе пятом, когда авторитет родителей ещё для них что-то значил. Сейчас, когда им по 16 лет вы их днём с огнём не найдёте. А если найдёте, то в огород не загоните. У дочери маникюр, у сына непонятно где и какие дела, но только не дома. Хотя их запросы растут с каждым днём – мобильник, только самый крутой. Тряпки - фирмовые. Золото – строго российское. Турецкое, и носить не будут. Компьютер – самый навороченный.
А что вы слышите от них, когда пытаетесь им отказать. Вы должны, вы обязаны. Сыну дом, дочери приданое. Их не волнует, где вы всё это возьмёте. Как ваше здоровье и какая у вас зарплата. Те из них, у кого достаток их родителей позволяет, щеголяют обновками перед одноклассниками. И, хотя в голове знаний ноль, они считают себя лидерами в классе и в школе. Чуть что только и слышно – я папе расскажу, как вы здесь со мной обращаетесь. Он вам задаст. А кто для них кумир? Низкопробные певцы, не поймёшь какой ориентации, киллеры и всевозможные мафиози, сделавшие себе капиталы на чужой крови и певички с декольте до пупка и «триньками» на силиконовых попах.
Но всё - таки, почему так случилось? А случилось всё потому, что мы, взрослые, когда-то, не сдержались и поругались там, где находились наши дети. Поступили нечестно в отношении друг друга. Не сдержали данного слова. Всё это, как губка, впитывает в себя детское сознание. Мы изменяли и разводились. Забывая о том, что семья для каждого из её членов всегда должна стоять на первом месте, а наши дети, в каком бы возрасте они не находились, полноправные её члены. Мы совершали преступления, только не ради своей семьи, а для того, чтобы удовлетворить своё тщеславие, чтобы самоутвердиться в обществе, пусть даже преступных элементов. С годами, когда приближалась старость, мы спохватывались и сожалели о содеянном, но было поздно.
И сейчас, возможно оно так и есть, наши дети поступают с нами точно так же, как мы когда-то поступили с ними.
И в завершение, хочу призвать всех, и детей, и взрослых, прежде чем что-то сделать подумайте, не рубите с плеча. Запомните, что время не всегда может вылечить душевные раны, нанесённые самыми родными людьми друг другу.