Мне было десять лет.
Всегда задумчив,
Я подгонял слова в кирпичной кладке,
Но стены – строки нависали косо,
И щелями змеились,
И шипели,
И презирали мой еврейский профиль,
И дар мой, для поэзии случайный,
Сбивающийся с идиша на русский,
Коверкая и мысли, и мечты.
Но сочинялось,
Грустно и тягуче.
Про девочку, которая стояла
Забытой оборванкой на перроне
И плакать не могла -
Смешная кукла,
Что брошена хозяйкой на позор,
На пошлость неугаданной потехи.
Я вновь и вновь твердил стихи о Лее,
Её давно "пятьсот весёлый" поезд
Увёз в Коканд,
Увёз
Ещё в те дни,
Когда война,
В дыму, в разрывах бомб,
Катилась по земле пожаром злобным,
И щепками пылали города...
Коканд являлся мне в воображенье
Не городом,
А площадью огромной,
Где девочки печальные стоят
И ждут, чтоб их нашли,
Чтоб их узнали.
А мамы,
Неожиданные мамы,
Бегут, бегут
И, спотыкаясь, плачут,
И тонкие ломают каблуки.
Бегу и я,
Рот искривился в крике:
- Кто видел Лею?
Где она,
Сиротка в зелёном платье,
В шапочке с помпоном
На спутанных, нечесаных кудрях?
Кто видел Лею?
Жаль, никто не видел,
Она умчалась в нежность и в тоску.
А бабушка сняла очки
И долго
Моё лицо безмолвно изучала,
Потом спросила:
- Милый, что с тобою?
- Пишу стихи, -
Я коротко ответил
И выдал ей, как пряник,
Пару строк.
- Кто эта Лея?
- Бабушка, не знаю,
Она стояла тихо на перроне
И Соню, свою маму, ожидала.
- Ты фантазёр!
Ты полон впечатлений,
Неясных, необдуманных и вредных,
Побегай лучше с мячиком в саду.
Вздохнув, я молча вышел за ворота,
По улице верблюды шли,
Качаясь,
И звонко колокольчики звенели
На их седых,
Покрытых пылью шеях.
- Куда ты их ведёшь? – спросил я хрипло, -
Скажи, Джура, куда ты держишь путь?
- В Коканд, - сказал Джура и улыбнулся, -
Там караван-сарай, там отоспимся,
А дальше – путь в далёкий Андижан.
- А где Коканд? - опять спросил я тихо,
Так тихо, что и сам едва расслышал.
- Недалеко, до вечера дойдём.
- А если поездом?
- И плюнуть не успеешь, - уверенно ответил мне Джура.
Вокзал!
Опять к ларьку я прислонился,
Уже не шпингалет,
А слишком взрослый,
Почти поэт,
И горестный мечтатель,
Что поиском, как сказкой, озабочен.
...Ползёт по рельсам старый товарняк –
Платформы. дребезжащие на стыках.
Одна из них явила благосклонность,
Приняв меня легко в свои пределы.
Итак – в Коканд!
Хлопковые поля
Бегут навстречу,
Будто кружат в танце,
И тутовые заросли
Мелькают,
Даря арыкам призрачную тень.
- Кого ты ищешь, мальчик?
Я молчу.
Коканд меня запутал и расстроил,
Он маленький и тесный,
Лабиринтом закручены глухие переулки,
Прохожих мало,
Только иногда
Мелькнет фигурка в странном одеянье,
В накидке серой,
Без лица,
Без ног.
Здесь носят паранджи?
Вот это номер!
У нас в Ленинабаде их давно
И прочно позабыли,
Будто сон,
Бесцельный и кошмарный.
- Так кого
Ты ищешь? – женщина глядит
Устало, недоверчиво и строго.
- Скажите, тётя, где живут евреи?
- Евреи?
Милый, я сама еврейка,
И наш квартал за той кирпичной башней.
А ты к кому?
Я путаюсь в словах
И в объясненьях.
- Лея, говоришь?
Нет, не припомню.
Девочка – сиротка
Жила у Круков.
Но её Рахилью
Все называли.
Милый, это точно!.
- А где она?
- За ней
Приехал папа
И увёз в Смоленск.
.- Простите, - говорю я, чуть не плача.
- А кто она тебе?
Сестрёнка?
Или…?
Я слова не могу произнести.
Я плачу.
Мне совсем немного лет,
И я в еде нуждаюсь,
И в ночлеге.
Р.Маргулис