Хлеба небесного вдоволь намедни откушав,
вышел из моря любви на житейскую сушу.
Глянул на петли ветвей, на подъездные клетки,
на голубей сизарей путевые отметки,
на пешеходов спешащих беспечные лица
(с этими лицами – в лужах апрельских топиться).
Ныне – январь, и лютует крещенская стужа.
Видно, ей богу, что Богу сейчас я не нужен, –
брошен в пустыне, попав на белёные мели,
где-то в районе застывшей, вчерашней купели.
Вот и бреду по колено… – в лесное убранство,
сам постигая себя и мороз, и пространство.
А за спиной обстановка ползёт и мельчает.
Мысль прилипает всё чаще к горячему чаю,
к дому, к тебе…
Ах, мой ангел! Вздохнув, понемногу
я возвращаюсь обратно к московскому Богу
сыном заблудшим, рожки' заменив на снежинки, –
в море любви, где мой ангел мне строит ужимки.