Антрацитовым смогом
вползает в сознание отчаяние...
Ярый блеск желтых глаз,
гулкий вой, да глухое рычание...
И туман, что сгустился под утро,
и колкая изморозь.
Вот ведь лето какое ненастное,
мерзлое выдалось.
Лапа ноет чудовищно, шерсть
на загривке взъерошена.
И волчата голодные в ельнике
в логове брошены.
Доохотилась... дура безмозглая...
молодо-зелено...
А ведь бегать за гать вожаком
тебе было не велено!
Понадеялась: сильная, ловкая,
быстрая, смелая...
Вот сиди теперь в яме
и вой на луну индивелую.
А ведь скоро рассвет...
неужели тогда все закончится?
Вот придет человек...
но об этом и думать не хочется.
Эта битва за жизнь
неужели и вправду проиграна?
Гаснут звезды... где та,
что из них для тебя была выбрана?
Рассветает... расчивкались сойки,
зарянки летучие.
Вот бы крылья на миг
и рвануть в поднебесье за тучами.
Вот бы к солнцу, как ветер,
но вместо полета - неистовство
И пичужки-зарянки
с их глупым назойливым присвистом.
Солнца луч поутру
пробирается в чащу звенящую.
И в лазури небес
видишь пеструю стаю летящую.
Птицы кружат и град из камней...
да потише же, бестии!
И кидали б вы камни в одном
уж каком-нибудь месте бы!
Солнце к полдню... завалена яма
камнями да ветками
И не быть никогда, ни за что
и ничьей больше клеткой ей.
И свобода большими глотками
и несколько нервная
дрожь. И счастье...
Такое по-волчьему
счастье безмерное!