В купе лежу я час-другой
И наблюдаю за ногой
Соседа,
Одетой в порванный носок,
Сосед зло трёт седой висок.
Я еду
В Москву рождественской порой,
Покрыта праздничной корой,
Скучаю,
Когда второй внизу сосед
Ворчит в промасленный билет:
«А чаю?»
Благоразумно так молчу,
Но про себя почти рычу:
«Достали!
Мужланы с куревом с утра,
Угомониться бы пора!»
Мы встали
На долгий-долгий перерыв.
Для нас уборные закрыв,
Бабёнка,
Шатаясь, в тамбуре стоит,
Её народ «боготворит».
Ребенка
Какой-то тип опять журит,
Дитя же крошками сорит
И плачет.
Вагоны скрипнув, затряслись,
Видать, опять за ум взялись.
Иначе
Висок потёр смурной сосед,
В вагоне выключили свет.
Расселись
Все пассажиры по местам,
Соседи укурились в хлам,
Разделись.
Надсадный кашель сверху-вниз
В купе на целый час завис.
Дремотно
Смотрю на тени за окном.
Нещадно пахнет чесноком,-
Охотно
Жуёт бабёнка бутерброд,
Ей подчиняется народ
Морёный.
Вповалку храпы там и тут,
В Москву почти дрова везут
Вагоны.