В годы девяностые, голодные и злые сотни людей пробирались в сентябре на болота
за клюковкой, в том числе и на Солодихинское, к Тверской области. Поезд приходит на
станцию Родионово где-то в половине двенадцатого ночи, и масса народу с фонарями
группами, в основном, уже навеселе (пьют в поезде) пробирается в кромешной тьме на
злачные клюквенники. Мы в эти края, как правило, наведываемся загодя, до прибытия
основного контигента, и в это время возвращаемся с болот. До станции километров пять,
шагаем друг за другом, передний с фонарём, по гребню ирригационной канавы. Слева она
самая, глубиной в человеческий рост, а справа вязкая колея с липкой массой до колен.
Это как бы колея давно несуществующей дороги. Отступиться в неё нежелательно, сапог
точно не отдаст. Идём. Нас человек восемь, я замыкающий, дистанция метров по шесть.
У меня тоже фонарь - такой порядок. Ночь. Ни луны, ни звёзд, и только навстречу
светлячки фонарей прыгают - это народ с поезда. И вот - первая встречная команда,
вроде, внятные, едва расходимся, в обнимку - ни вправо, ни влево не обойти. Ладно.
Разошлись. Вторая команда... третья... Вдруг сзади меня голос жалобный такой.
- Ребята, куда же вы, подождите...
Стоп. Подаю сигнал все замерли, естественно, рюкзаки не снимаем. Фонарём из тьмы
вырываю приближающуюся фигуру. По уши в грязи, нога за ногу, подозрительно качается,
без шапки, без рюкзака... Оказывается, идёт на болото, но чуть отстал от своих,
свалился в канаву, а там воды по пояс, и какое-то время пробирался по ней, сумел
выбраться, да и повернул за нами. Приятели-то уже далече. Объяснил я ему обстановку,
но с нами не захотел возвращаться, а выругался да и пропал во тьме. Пьяному море по
колено, но вольному воля. Поэтому у нас порядки армейские. А вздрогнуть - только с
устатку, когда рюказаки полные да билеты обратные в кармане.