Дмитрий Владимировия Попов (8.02.1970 - 9.01.2012).
ЛЁГКИЙ СЛЕД СКОЛЬЗЯЩЕЙ ТЕНИ (сборник стихов)
Здесь воспоминания об авторе:
http://www.stihi.ru/2012/01/09/10480
http://www.stihi.ru/2012/05/02/6033
РОДИНА
Чистой строкой похоронена
в жёлтых тетрадных листах…
Родина, милая родина,
где я тебя ни искал!
В далях пространства и времени,
в слове поморских былин,
снилась ты раем потерянным,
виделась краем земли.
В чреве уставшего города,
в стоне гудков заводских
я тебя вижу закованной,
вижу зажатой в тиски.
В нагроможденьях уродливых,
в этих ослепших огнях,
родина, милая родина,
нет ни тебя, ни меня!
Где суждено отыскать тебя?
Где мой приют на земле?
Может, на выцветших скатертях
тех, не тетрадных полей,
В вольных лугах за околицей
встречу родное, своё?
Что-то послышится, вспомнится,
что-то к себе позовёт?..
Соединившись с природою,
сброшу упрямую спесь!
Родина, милая родина,
где же ты, если не здесь!?
Только молчит настороженно
мудрая сонная стынь.
Мне ли, «учёному», «сложному»,
да до её простоты!?
Сердцем бы, взглядом обжечься мне,
бросить, забыть, опьянеть!
Да, я искал тебя в женщине…
в музыке, в музе, в вине.
Сколько отмеряно, пройдено,
сколько потрачено зря!
Ты же сама, слышишь, родина,
можешь меня потерять!..
В думах, уже не пугающих,
может, уже неспроста,
тянет всё чаще на кладбище,
к тихим и вечным крестам.
2008.
ГОРОД ДЕТСТВА - Северодвинск
Город детства. Заводы, стройки,
Прокопчённые облака,
Да романтика серой спецовки,
Уходящей навстречу гудкам,
Да коробки домов панельных,
Строй подстриженных тополей…
А земля – под асфальтовой лентой
Тротуаров, дорог, площадей.
Отчий дом – коридор коммуналки,
Огрубевшие маски лиц …
Эта мёртвая правильность парков
За заборами школ и больниц.
Что оставила сердцу память,
Уходящего детства пыль?
Неужели мы станем врагами –
Я и город? Не может быть!
И понять всё не так-то просто,
И сказать – вряд ли хватит слов.
То ли был это чудо-остров,
Без деленья на семь цветов,
То ли серый размыв бесстрастный,
То ли пёстрый, и только лишь…
Кто ты, город моих контрастов,
Безнадёжья, надежд? Молчишь…
Город детства… А, может, сказка
Или просто красивый сон?
Кто разлил голубые краски
За прибрежною полосой?
А волнующий шум прибоя,
Эта песня бегущих волн …
Это море, ты слышишь, море!
Вот бы городу стать кораблем!
Чтобы баллов на пять штормило,
И чтоб ветром солёным в лицо,
Чтобы вдаль уносили крылья
Белых чаек и парусов!
Крылья белых ночей, как птицы!..
Только, право, не в этом суть.
В своё детство нельзя не влюбиться,
Как во всё, что уже не вернуть.
Это было однажды – прежде,
Но нести суждено всю жизнь –
Яркий бархат любви и надежды,
Шитый белою ниткою лжи.
Видно, именно чудом рос я,
И в холодных и мутных волнах
Всё же был этот чудо-остров
На её материнских руках.
1991.
* * *
В васильковых лугах и берёзовых рощах
Красотой естества проникаюсь насквозь,
Разбираю природы затейливый почерк,
Но не вижу самих ни цветов, ни берёз.
Забываю и путаюсь в датах и лицах.
В мерном шелесте лет – лишь одни голоса.
Сочный срез поколений, как оттиск страницы,
След натянутых строк от руки к небесам.
Тлеет занавес дня электрическим цветом.
Он прозрачен, как тень, и как тень, невесом.
Очень редко слепцу суждено быть поэтом,
А меня признают безнадёжным слепцом.
2008.
* * *
Заметил вдруг, что ночь нежна,
что в объясненье нет ответа,
и эта жёлтая луна –
не просто стылая планета,
что чай остывший не сластит,
не вызывает аллегорий,
что можно попросту простить
и отпустить себя на волю,
полускорбя, полушутя
над обречённостью побега,
как то капризное дитя,
как пёс, который ищет снега.
2008.
* * *
Ну что это за жизнь без апельсинов?
Без них мы – как машина без колёс.
Земной поклон вам всем, друзья - грузины!
Благослови ты их, Иисус Христос!
Оранжевое золото! С доставкой
Как мучаются, бедные, порой,
Чтоб шибануть потом из-за прилавка
Крылатой фразой: «Слущай, дарагой!»
И перед ним стоишь ты, словно пленник,
Под взглядом чёрных глаз едва дыша.
Как дуло, на тебя направлен ценник
С числом, способным тигра устрашать!
Но это мелочи. Для друга разве жалко?
Конечно, нет. Последнее отдашь.
Как часовой, стоит он у прилавка,
Традиций своих дедов верный страж.
И в будущее смотрит нос орлиный.
Как щит стальной, небритая щека.
Друзья мои, да здравствуют грузины!
Я славлю их на годы, на века!
1988
* * *
Люди привыкли о чём-то мечтать,
Снятся им небо и снятся им звёзды.
Ты не грусти и мечтай, ведь не поздно
В двадцать начать или в семьдесят пять.
Если тебе было грустно вчера,
Ты улыбнись, и почувствуешь снова –
В жизни, конечно, хватает плохого,
Но люди всё же живут для добра.
Сердце зажги и не бойся огня,
Пусть оно жжёт даже больше, чем надо.
Звёзды с небес не хватай. Они рядом.
Ты для меня, ну а я для тебя.
1988
* * *
Неужели стихами своими
Мне уже никого не пленить?
Расцветёт чьё-то новое имя,
И нависнет причудливо иней
Над безмолвием белых страниц.
Не решаясь коснуться бумаги,
В танце судорог бьётся перо,
И течёт грязно-белая накипь –
Не слова, а условные знаки
Образуют подобие строк.
Их дыханье всё реже и тише,
И становится чётко видна
На заборах, на окнах, на крышах,
В чёрных лентах моих пятистиший
Седина, седина, седина…
1994.
* * *
Сочатся оттепелью глаз
Веков измученные веки,
Но жажда света в человеке
Пока ещё не родилась…
И боль невидима извне,
И множатся простым деленьем
За поколеньем поколенье
В слепом утробном полусне.
2008.
* * *
О чём же ты заплакала, зима?
Вчера ещё морозна и сурова,
Ты землю одевала и дома
В шелка и ситец зимнего покрова.
О чём же ты заплакала, скажи...
Хотя молчи. Я сам всё знаю лучше:
Ты плачешь о зиме моей души,
Ведь не хотела ты морозить душу.
И даже соль блестит в твоих слезах,
И лёгкий стон в порывах ветра слышен.
Зима, зима. А на моих устах
Холодный вздох усмешкой едкой вышит.
Поговорю с тобою. С кем ещё
Мне говорить и видеть, что я понят?
А сердце… нет, оно не горячо –
Возьми его, погрей в своих ладонях.
А как оно, бывало, жгло огнём…
Так вот в чём суть: ведь я не запер дверцу
И, новогодней сказкой опьянён,
Снегурочку пустил к нему погреться.
1992.
* * *
Как узоры, ложатся строчки,
Завиваются по краям –
Немужицкий красивый почерк:
Пусть хоть в этом художник я.
Чем нигде, так уж лучше в этом
Пусть проявится мой талант.
Недоделанным стал поэтом
Недоученный музыкант.
Чей удел оставаться бывшим?
Только был ли он? Не зови.
…Не допевший, не долюбивший –
Безголосый певец любви.
1993.
* * *
В мастерской моей – пыль и грязь,
скрип несмазанных шестерней, –
видно, женщине отродясь
не пришлось убираться в ней.
Полыхает кузнечный горн,
копоть страшная, хоть рисуй,
и проёмы слепых окон –
будто призраки, на весу.
Под ногами какой-то хлам –
он то чавкает, то шуршит,
тени прячутся по углам,
и воротит порой с души,
как от содранных с ран бинтов,
как от общих отхожих мест,
век не чищенных… Но зато
здесь рукой подать до небес.
Это с виду – сырой подвал,
но какой в нём бескрайний мир!
Я сюда приношу слова,
всуе брошенные людьми.
Я не пробую их лечить –
ложной жалости к звукам нет:
их калю в огневой печи
и с размаху швыряю в снег!
Слово чистое не горит,
не коптится в густом дыму.
Если вдруг сорвалось на крик –
я не верю уже ему.
А теперь – на десятки зим –
В никуда, в погреба, на дно!
В глубь забвения погрузить,
и пусть выживет хоть одно –
над ничтожностью всех стихий,
презирая их грязь и желчь…
В нём одном – все мои стихи.
Этим словом и буду жечь!
2007.
* * *
Та же комната. Та же ночь
Из-за штор на меня глядит.
И никто не уходит прочь.
Просто некому уходить.
Тем же светом зовёт свеча,
Та же тень на мою тетрадь,
Только строчки мои молчат,
Видно, нечего им сказать.
Ни на счастье, ни на беду.
Ни беспутицы, ни пути.
Если я никуда не иду,
Значит, некуда мне идти.
1992 г.
* * *
Нет, о любви со мной не говорил
Стекающий в ладони лунный свет.
Я не купался в зеркале зари,
Не знал рожденья музыки в листве.
Я честно рылся, как навозный червь,
Чтоб стали почвой глина и песок.
Из камня мрачных рудниковых недр
Я слово высекал для новых строк.
Оно свинцом великого труда
Упрятано в моём карандаше.
Оно на белый лист, как на алтарь,
Сочится кровью принесённых жертв.
В нём каждый звук и каждый мерный вздох
Оплачены с лихвой по всем счетам.
Оно как… вечный каменный цветок.
Как… серая надгробная плита.
2008.
* * *
Посвящается матери.
А за городом есть пустырь.
На непаханой век земле
Проросли, как бурьян, кресты
Среди заспанных тополей.
И по уровню сонных крон
Вязким омутом стынет тишь,
И ни времени, ни сторон
Не услышишь, не разглядишь.
Молча люди сюда идут.
Тянет искренность этих мест.
Новым деревом в том саду
Новосёлу поставят крест.
Здесь разделят, как на суде,
Нас на грешников и святых…
Связь холодных и тёплых душ,
Доживающих и живых,
Обречённых не умирать…
А как хочется умереть!
И, как высшая благодать,
Здесь раз в жизни – даётся смерть.
И вздымает земля кресты,
Деревянные паруса,
От могильных холмов мосты
Простираются к небесам…
Погоди, я умру сперва,
Чтоб на всё тебе дать ответ.
Ты, я знаю, уже жива,
А меня ещё просто нет.
1993.
* * *
Устала природа дождями дышать,
И скорчился лист пожелтевший от боли.
В деревьях, наверно, есть тоже душа
И так же надеется, верит и молит.
Как странно легко в разговоре с листвой!
Кого-то из нас эта вера мудрее.
И в поисках истины, чаще всего,
Поэты приходят к дождям и деревьям.
Попробуй прижаться, доверить, излить!
Попробуй понять, разглядеть и услышать,
Почувствовать силу и нежность земли,
К которой с годами всё ближе и ближе.
2009.
* * *
Ещё полвека – дожить до смерти,
И лишь мгновение – до разлуки.
Забывшись болью, притихло сердце,
Устав от счастья, уснули руки.
Едва к земле прикоснётся Вечность,
Твою судьбу заплетя с моею
В коротком миге – разлуки, встречи, –
И снова к звёздам умчит скорее.
Туда, где память чиста, как детство,
Где горька радость и сладки муки,
Где лишь от счастья устанет сердце
И в сладкой боли затихнут руки.
1993.
* * *
Да что ты, нет. Не осень в том повинна.
Я лишь случайно совпадаю с ней,
С тобой и с той забытой половиной
Меня, что чудом выжила во мне.
1994.
* * *
Г.Рудаковой
Я вижу след в заснеженной пустыне
до рези белого тетрадного листа,
её строкой пройдённые места…
И этот след, неведомый доныне,
он для меня теперь Печатью стал.
Призывный вздох, как смелый тёплый ветер,
где каждый звук в свои миры течёт
уже не мёртвым, а живым ключом,
как штрих, пульсирующий на мольберте,
на сильной доле прерывает счёт.
В тот миг, когда в себя впускаешь слово,
как плоть во плоть, лучом живой души,
оно так жадно начинает жить!
И, становясь рефлексом безусловным,
быть для тебя перестаёт чужим.
Оно взойдёт не вдруг, не в одночасье,
ростком пробив слоистые века,
и вырвется наружу, как вулкан!
И может быть, порвёт тебя на части,
но даст начало песням и стихам.
2008.
* * *
За окном моим нет берёз,
Не бегут огни по ночам.
Двор лохматой травой зарос,
Будто зверь какой, одичал.
А с другой стороны окна
Есть такой же лохматый пёс.
Глядя с улицы на меня,
Двор считает, что я зарос.
И от счастья сияет весь,
Что не он один так смешон.
Что-то тайное в этом есть –
Нам обоим с ним хорошо.
Если кто-нибудь пристыдит,
Может каждый махнуть рукой:
Погляди, кто в окне сидит,
Я ещё не такой плохой.
За окном пробегают дни,
А с другой стороны – года.
И похоже, что мы одни,
И похоже, что навсегда.
В целом мире – лишь я и двор,
Я и двор – мы и есть весь мир.
И, наверное, оттого
Так мы стали похожи с ним…
Помню, всё во дворе цвело,
Юный май утопал в цветах,
Замечая, как за стеклом
Кто-то вместе с ним расцветал.
Сыпал звёзды с небес июль,
Тихо ими земля цвела.
И счастливую жизнь свою
Я срисовывал со стекла.
И не слышал, как пробил час,
Тот, который толкнул вперёд.
Кто-то первый тогда из нас
Взялся за руки с сентябрём.
Нет, не он. Это я старел.
Пахло вечностью со двора.
Он всего лишь опять горел,
Я же раз навсегда сгорал.
Мне бежать тогда б от окна,
Бросить, вырваться поскорей…
Вечность. Видно, она сильна,
И куда мне тягаться с ней!
И, когда вдруг придёт зима,
Будет двор беспощадно бел.
Не успеть бы сойти с ума –
По короткой моей судьбе.
1994.
* * *
Я помню снег, уснувший в волосах,
и взгляд, забытый на моих ресницах,
живую тень, дрожащую в руках,
о воздух не успевшую разбиться.
Я помню слов недопитых вино,
несмелый звук, разбуженный дыханьем,
и музыку Вселенной, вместо нот
со мной заговорившую стихами.
Я помню день последний на Земле,
я помню час перед моим рассветом,
я помню миг длиной в сто тысяч лет –
безумный миг, когда я стал Поэтом.
1994 г.
* * *
Приоткрою окно: туман
в темноте тишину кружит.
Дверь закрою и ключ – в карман,
и забуду, где он лежит.
И, пожалуй, зажгу свечу
(пусть устанут глаза, плевать).
Мне осталось совсем чуть-чуть:
мне осталось открыть тетрадь
и на белых листах её
строк своих расплести узор,
и услышать, как запоёт
рифм моих мелодичный хор.
А когда звёздный брызнет свет,
я уйду под его дожди…
Кто сказал мне, что я – поэт?
Я ведь только что начал жить…
1993 г.
* * *
Земляникой не пахли губы,
Васильком не цвели глаза.
Звёзды ткали над нами купол
И не путались в волосах.
Невесомым своим звучаньем
Бой часов никуда не звал.
Так же ровно сердца стучали,
Так же ровно текли слова.
И смыкались живые звенья,
Но уже потеряв родство.
Было тёплым прикосновенье,
Обжигавшее до того.
Не сбивались от ветра мысли,
Не захлёбывались от слёз,
И ничто не теряло смысла
И не рушилось, не рвалось.
Звёзды тихо свой купол шили.
Лился взгляд холодком немым.
Неужели мы живы были?
Неужели любили мы?
1993.
* * *
Ты веришь, что сердце не скоро остынет?
И думать не смей!
А жизнь незаметно идёт к середине,
к вершине своей.
Неспешно и тихо. И сколько осталось
до той высоты?
И что-то успеть в эту самую малость
пытаешься ты.
А там, на вершине, всего лишь мгновенье –
ломается путь.
Так хочется перед началом паденья
его растянуть!
Но мира законы, увы, нерушимы.
Ужели конец?
А может, попробовать с этой вершины
коснуться небес?
1999.
* * *
Чья-то знакомая лёгкая поступь
в призрачном царстве теней.
Ты ли, моя овдовевшая Осень,
вспомнила вдруг обо мне?
Хрупкую тайну забвенья разрушив
пламенем ярких одежд,
ты ли пришла помянуть мою душу,
траур по ней не надев?
Знаю, никто тебя больше не слышит
в шумном разливе весны.
И никому твои танцы на крышах,
кроме меня, не нужны.
Кто ещё будет твою непогоду
так терпеливо прощать
и остальные три времени года
попросту не замечать?
Жить ожиданьем осенних бессонниц
в сладком волненье души…
О, как я ждал тебя, милая Осень!
Может, я жив ещё, жив?
Дай мне прохладную нежную руку,
вместе нам будет теплей.
Мы украдём на минуту друг друга
у всех времён на земле.
И оживёт в этой сказке осенней
строк океан голубой.
Будет похоже на стихотворенье
наше свиданье с тобой.
1994.
* * *
Ни печалью, ни лютой злобой
и ни едкой усмешкой вслед...
Что ж ты медлишь, родная, трогай
белым облаком по земле,
по уснувшей зиме, по вьюгам,
по заснеженной тишине.
Будет звон бубенцов баюкать,
будет мягким и тёплым снег.
И желанней, и откровенней,
словно вылитой изо льда,
будет чистая даль забвенья,
самой дальней из дальних даль,
превзойдённое совершенство!
Как тут, милая, не посметь
ощутить полноту блаженства,
как мечту, как награду, смерть.
1994.
* * *
Сколько песен, привычных и старых!
Ничего не ищи. Повтори.
Я б сыграл, да сломалась гитара.
Я бы спел их, да голос охрип.
Надоело мне бегать по кругу,
В сотый раз возвращаясь на старт,
На плечах своих чувствовать руки
И тепло чьих-то губ. Я устал
Отдаваться желанью, как прежде,
От чужих не хмелея страстей.
Мне любовь подарила надежду,
И надежда сказала: «Не смей!»
Путь у жизни изменчив и гибок.
Он – как нить, её можно порвать.
Жить, конечно, нельзя без ошибок,
Но их надо потом исправлять.
Обязательно надо, послушай,
В остывающих роясь углях,
Вновь зажечь отсыревшую душу,
Начиная – пусть даже с нуля.
Все слова эти – пыль прописная,
Каждый слышал их тысячу раз.
Я ведь тоже их помню и знаю…
…Выпадает крестовая масть…
1988
* * *
Может, поздно, а, может быть, рано,
Или вовсе не мне суждено
Промелькнувший в ночи полустанок
Сквозь вагонное видеть окно,
Слышать музыку в шелесте листьев,
А на белых стволах берёз
Разбирать письмена и письма,
Чуть размытые солью слёз.
1989.
* * *
Может, быль, а может, сказка,
То ли правда, то ли нет,
Или сон цветные краски
Подарил, как в детстве, мне?
Я весной раскрасил утро
Щедро в яркие тона,
Небо выстлал перламутром –
Пусть любуется весна!
Погляди сейчас в окошко:
Я почти дорисовал,
Я раскрасил всё, что можно,
Даже снег теплее стал.
Солнца лучик золотистый
Прыгнул с неба на снежок,
Отскочил и превратился
В нежный жёлтенький цветок,
И зелёные листочки
Красят веточки берёз,
Тёплый май и мне на строчки
Аромат земли принёс.
Как весной весь мир прекрасен,
Ну а ты – весне под стать.
Я чуток оставлю красок,
Чтоб тебя нарисовать.
1988
* * *
Под алые ливни рассвета
Спешат убежать поезда,
И песню прошедшего лета
С собой увезти навсегда,
И вдаль провожают берёзы
Вагонов скупые огни,
И тихо воркуют колёса,
А, может быть, плачут они.
Оставив мечту за порогом,
Повесив на двери замок,
Все люди стремятся в дорогу,
Сбежать на неведомый срок,
Умчаться, ни с кем не прощаясь
В края, где иная судьба,
Где призрак туманного счастья
Поможет уйти от себя.
И смотрят усталые лица
Из окон вагонных квартир
На тот, обречённый разбиться,
На ими придуманный мир.
Стучит беспокойно и часто
Уставшее сердце в груди.
К порогу пора возвращаться,
Чтоб снова куда- то идти.
1988.
* * *
Если в руки попала удача,
Это просто игра, и для нас
Она скачет, как порванный мячик,
Отпружинивая через раз.
И движенье его непонятно.
Каким боком коснётся земли?
Или в руки вернётся обратно,
Или ляжет в дорожной пыли…
1989.
* * *
Не забыть тот последний вечер,
А за ним раскалённый день,
Что погоны взвалил мне на плечи,
Заковал в сапоги и ремень.
И ушёл я в края чужие,
За холодные слёзы дождей,
Спрятав в сердце слова дорогие
Заколдованной ласки твоей.
Служба гнула, но не сломила,
Буйным ветром сбивала с ног,
Но меня поднимала сила
Напоённых любовью строк.
И я шёл, не сдаваясь вьюге,
Не считая и дни на ходу.
А в душе, как волшебные звуки,
Отзывалось: «Люблю и жду».
Слёзных клятв мне было не нужно.
Слишком хрупок красивый хрусталь.
Вдруг почувствовал я, что Танюшка
От меня убегает вдаль.
И утратив былую прочность,
Как струна, натянулась нить.
И твои зачерствели строчки
Из души, не способной любить.
Но ни в чём ты не виновата,
Никакой не свершила грех,
Ведь умением ждать солдата
Наделяет судьба не всех.
В свою душу закрою дверцу.
Не услышит она, не зови,
Чтобы спрятать уставшее сердце
От тебя, от себя, от любви.
1989.
* * *
Где останешься ты? Ни во взгляде, ни в сердце, ни в звуках,
А в дорожной пыли, в недосказанной грусти дождей…
Разорвать я пытался связь имени милой с разлукой,
Но лишь руки сбивал о стальные засовы дверей.
1989.
* * *
Прослужил ты не так уж мало,
Чтобы снился ночами дом,
Чтоб суровый комфорт «Урала»
Матерным покрывать словцом.
Всё давно перешло в привычку –
Строй, порядок, зелёный цвет,
Да нечастые встречи с «личным»,
Заточённым в дешёвый конверт.
И нелепыми кажутся строки
Про какую-то там любовь,
Когда камни солдатской дороги
Разбивают подошвы в кровь,
Когда сосны под вьюгой стонут,
А за блеском стальной черты
Шестьдесят боевых патронов
Приберёг для кого-то ты;
Когда руки слились с железом
И вся воля – тому в залог,
Посылаешь за кромку леса
Смертоносный стальной плевок.
Здесь второй недостоин первых.
Здесь живут сотни лет подряд
Лишь права для господ офицеров
И обязанности – для солдат.
Просьбы здесь заменяют приказы,
А «устав» – как настольный Бог.
И звучит в лаконичных фразах
Прямота тех холодных строк:
«Беззаветно служить Отчизне…»
«По приказу готов всегда…»
Только вдруг вспоминаешь о жизни,
Из которой пришёл сюда.
Ты не будешь жалеть о службе,
То, что с ней оказался знаком.
Твоей матери тоже нужно,
Чтобы сын её рос мужиком,
Чтоб вставал он с восходом солнца,
Чтоб сберёг красоту и жизнь.
Ну а юность, она вернётся.
Поскорей только ты вернись.
1989.
* * *
Может, музыку слов ты услышал в дождях,
Как струну, натянув ливня тонкую нить?
Или вспомнил, что ждут где-то рядом тебя,
И от этого вновь захотелось любить.
Но проходят дожди, высыхает трава,
И как пыль из-под серых солдатских сапог,
Оседая в траве, умирают слова
Неостывших ещё, ненаписанных строк…
1989.
За окошком, туманом объята,
Закружилась на север земля.
Мы вчера ещё были солдаты,
А сегодня нас звать «дембеля».
И, хмельные от близкого дома,
Что два года лишь видели в снах,
Мы дорогой, до боли знакомой,
Возвращаемся, милые, к вам.
Жизнь гражданскую мы заслужили,
Отстояв ваш уют и покой.
Отслужили, браток, отслужили,
И пора возвращаться домой.
Мы видали и пушки, и танки,
Автоматы держали в руках.
Первый тост подниму на гражданке
За парней, что сейчас в сапогах.
Они тоже, как мы в своё время,
Дышат пылью солдатских дорог
И в душе очень дорого ценят
Теплоту ваших девичьих строк.
До конца вместе всё пережили,
Ну да ладно, чего говорить,
Отслужили, браток, отслужили.
Ты не смей это время забыть.
На гражданке и время короче,
И не стонет ночами душа.
Только сердце порой вдруг захочет
Из груди снова к вам убежать,
Где до боли всё просто и ясно,
Для чего ты живёшь в этот миг,
Для чего ты в шинели солдатской
Эту правду мужскую постиг.
Не для свадеб мундиры пошили,
Так что если получим приказ,
Мы не струсим, ведь всё же служили,
Мать - земля, будь уверенной в нас!
1989.
ОТЦУ
Не понимая, отрицаем,
Играем юных мудрецов.
И лишь однажды, став отцами,
Мы вдруг поймём своих отцов.
От них их крест, как тайну, примем,
Как сокровенную печать.
И долг сыновний перед ними
Мы будем детям возвращать.
2007.
* * *
Перестану замечать,
Перестанем видеться.
Только сердцу не смолчать,
Из груди не вырваться.
Снова нитки легких снов
Пробужденьем порваны.
Слава Богу, что окно
На другую сторону.
Струны медные молчат,
Не настроить заново.
И в глазах не то печаль,
Не то скука пьяная.
А в душе не то весна
Ранняя и грязная,
Не то мутная волна
Грусти недосказанной.
Видно, вжился я в игру.
(Те бы дни – как месяцы!)
Слишком много я курю
У окна на лестнице.
1991.
* * *
Сладкой тайной зовущий взгляд
Из - под тени припухших век,
Губы, давшие столько клятв,
Скольких губ сохранили след!
Тёмно - русый разлив волос,
Тонких черт ледяная пыль …
Познакомьтесь – моё лицо.
Я для вас его сочинил.
Шаг уверенный лёгкий мой
(Я люблю, чтобы он звучал),
Корпус тела всегда прямой,
Слишком резкий изгиб плеча,
Кожа гладкая, смуглый цвет.
В остальном я довольно прост
И такой же почти, как все.
Это я уже в полный рост.
А ещё – я уже женат.
А ещё – у меня есть сын.
И не золотом я богат,
Так поди, меня раскуси,
Почему я люблю гармонь,
Почему я пишу стихи,
Почему я иду к другой,
Чтобы быть у неё другим,
Почему не могу сдержать
Своих чувств никаким замком?
Это просто моя душа.
Я с ней сам ещё не знаком.
1992.
О К Т А В А
До: Я жду. Придешь? Приду.
Чьё - то счастье украду.
Ре: Стук в дверь. А что теперь?
Ни себе, ни мне не верь.
Ми: Резон? Не нужен он.
Слишком сладок этот сон.
Фа: Оставь. Слились уста.
Да, история проста.
Соль: Одни. Туши огни.
Адский рай все эти дни.
Ля: Финал. Ведь я же знал!
Что нашёл? Что потерял!
Си: И что ж? По сердцу нож…
До: Я жду. Придешь?
1992.
* * *
Просто встретились мы. И только-то.
В ночь по стеклам стекал закат,
И в бокале с вином недопитым
Полусонный купался взгляд.
Мои руки блуждали в сумерках,
Чтоб на чьих-то плечах уснуть,
И сочилось из глаз безумие
В эту пьяную пустоту.
Звуки мёртвые и остывшие,
Будто капли, срывались с губ
В тишину, ко всему привыкшую,
Равнодушную ко всему.
И до боли обыкновенными
Были мысли мои о ней.
И, сорвавшись на откровения,
Дальше плоть не могла пьянеть.
Лишь стонали тела усталые,
Оттого, что в ночном бреду
Ими чокались, как бокалами,
Проливая остатки душ.
1995.
* * *
Я б не поверил, если б кто сказал
Ещё вчера, заговорив случайно,
Как могут жечь потухшие глаза,
Как режет слух глубокое молчанье,
Как беспощадна слабостью своей
Слепая боль протянутых ладоней,
И как тосклив и бесконечен день,
День, наконец, не занятый тобою.
1992.
* * *
Серой пылью – дорога вдаль.
Чья-то тень обожжёт лицо,
Чей-то сладкий голодный взгляд
Ткнётся в спину стальным концом.
Тихо ляжет на плечи грусть
И прольётся ручьём в меня,
И пока я домой не вернусь,
Мне из этого пить ручья.
И смотреть из окна на дождь,
И не смазывать петли дверей,
Чтоб вонзился их скрип, как нож,
В тишину, прямо в сердце ей!
Чтоб очнуться и ощутить
В пустоте хоть какой-то шум …
Но зачем я опять в пути,
От кого опять ухожу?
Что ищу я в пыли дорог?
И скорей бы уже найти
Пусть не серую ленту строк,
Так хоть точку в конце пути.
1992.
* * *
Беру гитару, и рождается мотив,
А с губ уже срываются слова,
Что счастья нам с тобою не хватило на двоих,
Кому-то всласть, кому-то лишь едва.
Как ленту в косу девичью, я нежно заплету
Обрывки фраз в поток несложных нот,
Как ты чиста, как подарила эту чистоту
Моим рукам, не заглянув вперёд.
Со струнами веду неторопливый разговор.
В аккордах тонут грусть и тишина.
А рифмы так и просятся под струнный перебор,
Под крылья догорающего сна.
Ты скажешь, что не стоило. Не стану отвечать.
Я струнам слишком много рассказал.
И с непослушных губ слетит короткое: «Прощай»,
А правда робко спрячется в глазах.
1992.
* * *
Я уже не пишу стихов.
Я слетел со звезды своей
В океаны земных грехов,
В сладкий омут земных страстей.
И обратно под облака
Мне уже не сыскать пути.
Я теперь у земли в руках,
И на этот раз не уйти.
Но душе распахну я грудь –
Здесь не место тебе, лети
На шальную мою звезду,
И на ней мое сердце жди.
1992.
* * *
За окошком всё тот же туман
Прячет краски размытых огней.
На меня загляделась зима,
Видно, чем-то понравился ей.
Мы сегодня вдвоем с тишиной
Делим вечера синюю грусть.
Когда нет тебя рядом со мной,
Я один оставаться боюсь.
Твоего мне б хоть каплю тепла,
Я бы смог этот круг разорвать,
Но течёт ручейком со стекла
Заколдованный холодом взгляд.
Я не звал тебя в дом, уходи!
Занавеску задёрну скорей.
Только страх, что остался один,
Меня вновь доведёт до дверей.
И строка не ложится на лист,
И гитара не чувствует рук.
Я молю: поскорее вернись,
Меня душат объятья разлук.
1992.
* * *
Кто сказал, что сладок в сердце пожар,
И огонь зажёг в груди мне?
Я поэтом был бы, если б душа
Свои крылья не сожгла в огне.
Или был бы я мужик мужиком,
Кулаком, что языком, молотил,
Если б в жизни не встречался с добром,
Да жену свою и мать не любил.
Может, стал бы человеком простым:
Весь в семье и постоянно в делах,
Я б особо ни о чём не грустил…
Если б мать меня другим родила.
1992.
* * *
Мне могло это просто присниться,
Но я сам бы не верил тогда…
Я увидел, как раненой птицей
С неба падала чья-то звезда;
В угасающих ярких одеждах,
Что земле суждено потушить,
Чья-то падала с неба надежда
И последняя пристань души,
Ни следа не оставив, ни тени.
И не в силах туда не смотреть,
Наблюдал я за этим паденьем,
Безудержным стремленьем на смерть.
Вдруг мне стало досадно и больно,
И, поддавшись призыву души,
Я звезде той подставил ладони,
Для чего-то продлив её жизнь.
1992.
* * *
Уж не старею ли? Смешно. Но слишком часто
Я стал ловить минуты тишины,
В своих словах и мыслях повторяться
И ими жить. И не желать иных.
Я вижу, как уносит время лица,
Но не спешу и не хочу догнать.
Я в этом дне мечтаю заблудиться,
Спастись хочу от следующего дня.
И в нежности застывшего мгновенья,
В его волшебной, синей глубине,
Отбросив все тревоги и сомненья,
Чтоб только ты. И только обо мне.
1993.
* * *
Стёклами окон размытые тени.
В осень спешащие чьи-то шаги.
Это, я слышу, торопится время,
Мне не подав, как бывало, руки.
Вторя сердечному ритму шагами,
Через туман силуэтов и лиц,
Кто-то спешит в чёрно-белую память
Фотоальбомов тяжёлых страниц.
С кем по пути мне на этой дороге,
Кто лишь мелькнёт, обгоняя меня,
Вырвется и растворится в свободе
Где- то за стенами этого дня?…
1992.
* * *
Я не знал в себе этой черты,
Этой страшной, жестокой привычки –
Прожигать тонкий шёлк темноты
На мгновение вспыхнувшей спичкой,
И, прощаясь, шептать адреса,
Чтобы выстроить мостик бумажный,
По которому даже сердцам
Продвиженье покажется страшным.
Это стало частичкой меня,
Это кровь мне волнует и нежит –
Всё убить, всё разбить, всё отнять,
Но оставить осколок надежды,
Чтобы он своим острым концом
Не давал успокоиться сердцу,
Чтобы нежные чаши весов
Этой болью лишить равновесья.
Как вино для меня эта боль!
И тем слаще оно, чем больнее.
Я тебя называю – ЛЮБОВЬ,
Потому что любить не умею…
1993.
* * *
Почему не до сна? Весна?
И в душе как капель… Апрель?
Закрываю глаза – мечта…
И считаю до ста…
Время птицей летит, спешит.
Встреч вино через край. И рай!
А потом мы пойдем пешком,
Я и время. Вдвоем.
Путь от встреч до разлук – как круг.
Словно камни в ногах – и страх.
Но лишь я подойду к тебе,
Время пустится в бег.
Что попало в глаза? Слеза?
А ты что так стучишь, болишь?
Пью лекарства стихов и снов,
Но в них – та же любовь.
1993.
* * *
Я никогда своих не прячу рук
От рук других, чужих или любимых.
Не продаю. Я просто их дарю
Букетом нежным и неповторимым.
В свою ладонь, как в золотой ларец,
Я собираю ручейки и реки,
Текущие из глаз и из сердец,
Росу души, цветущей в человеке.
Ладони – как моря без берегов,
Как бездна чьих-то снов и откровений.
Я каждой каплей полон до краёв,
И беспредельно это наполненье.
И звуками полна моя ладонь.
Мелодии – как ниточки на пальцах.
Чуть поведу, и колокольный звон
Прольётся светлой музыкой в пространство.
И лишь рукам я позволяю петь.
Безмолвие касаний, чувств и жестов.
Они одни способны разглядеть
Ночной тиши немое совершенство.
И только им я доверяю строк
Мне самому неведомую песню.
Мне стоит только взяться за перо,
Я чувствую: начало рук – от сердца.
1993.
* * *
Мы были в одном вагоне.
Напротив – твоё купе.
Ты знала: я сразу понял,
Что нравиться стал тебе.
Тебя не смущал мой возраст
И что на руке – кольцо,
И как-то красиво и просто
В лице отражалось лицо.
Мы будем молчать, я знаю,
И, видимо, потому
Я буду любить эту тайну,
А не тебя саму.
В глазах я прочту взаимность,
Но лишь подбежит вокзал,
Пройду, будто в спешке, мимо,
И нас предадут глаза.
1993.
МУЗЫКА
Звучала музыка. Она
Была полна, как тишина,
До края налитая в блюдце…
Но в ней – великая война
И стоны сотен революций,
и глубина.
На паузе, на рубеже,
И в ожидании покорном
Крещендо первого аккорда
Во вздохе слышится уже
легко и гордо!
Но разом станет веселей
В каскадном водопаде звука!
Полёт звезды. Затишье …Вьюга!
Ну разве можно по шкале,
По вечным спорам королей,
По правилам и по наукам
Познать, что было на земле?!
Ведь на земле во все века
Звучала музыка!
2009.
ПРОЩАЙ, ЛЕНИНГРАД
Там сейчас безнадёжная слякоть
Свой бесхитростный лепит узор,
И небес потемневшая мякоть
Истекает холодной слезой.
Словно грязное тесто, ногами
Люди месят размокший асфальт,
И в измученном вечностью камне
Видят суть своего естества.
А у нас здесь покойно и чисто,
Забинтованы снегом дома,
И извечная истина истин
Твою жизнь направляет сама.
Твоим временем правит пространство,
А мечта упирается в хлеб,
И тяжёлое, липкое счастье
С первых дней пригибает к земле.
Здесь лишь раз отмеряются вёрсты,
Здесь не строят дорог объездных.
Ну а там что ни шаг – перекрёстки,
Перекрестия, крести, кресты,
Захлебнувшийся временем поиск,
И, вошедшая в плоть оттого,
Постоянная жажда покоя
Стала вечной заменой его.
Гдо-то я среди этих прохожих.
А за белой густой пеленой
Кто-то бродит лишь очень похожий
И лишь именем сходный со мной.
Мы знакомы с ним с раннего детства.
Жаль, на встречи не часто везло.
Я – его беспокойное сердце,
Он – моя непутевая плоть.
1993.
* * *
Видно, ночь была во хмелю
И во всем лишь её вина.
Чей-то голос сказал «люблю»,
Кто-то первый солгал из нас.
И в груди задохнулся крик,
И объятий стальная цепь
Отпускала нас лишь на миг,
Чтоб опомниться не успеть.
На губах пламенела боль,
И, от страха свыкаясь с ней,
Каждый пил не свою любовь
И сильнее ещё пьянел.
И хмельными глазами ночь
Упивалась игрой своей.
В черно-белом немом кино
Тени плакали на стене.
Был агонией танец тел,
Гасли искры молящих глаз,
Два лица превращались в тень,
В ней безликими становясь.
Но устала свеча гореть.
И, ещё пригубив вина,
Ночь уснула, не досмотрев.
Ей давно был знаком финал.
1993.
* * *
Пусть свиты лавры для моей строки,
Но мне ещё не время быть великим.
Ведь я лишь миг всего писал стихи
И кем-то был в одном коротком миге.
Я научился дней не замечать,
Не беспокоить память понапрасну,
Я слышу, как рождается «Прощай!»
В последнем слоге гаснущего «Здравствуй!»
Я так привык, я в ней обрел покой –
В неуловимой суете мгновений.
А ты твердишь, что несколько веков
Тебе слышны шаги мои за дверью…
1993.
* * *
Увлажнятся глаза на прощанье,
Петли тихо вздохнут – «поспеши».
И за дверью останется память –
Невесомая тяжесть души.
Тихий вздох облегченья и грусти.
И впервые, как ни было жаль,
Не даю себе слово вернуться,
Непослушные губы зажав.
Первый шаг – поезда, вокзалы.
Шаг второй – корабли, порты.
В один узел – концы и начала,
Реки, рельсы, дороги, мосты.
Только руки не могут согреться,
Обжигаясь от ласки огня,
Да всё чаще сбивается сердце,
На две части себя разменяв.
Не могло по-другому случиться,
И не хватит, я чувствую, сил
Волочить за собою границу,
Тот порог, что меня отделил.
И когда и осталось немного
До узла той дорожной петли,
Вспомнил я, что бросаясь в дорогу,
Не учитывал форму Земли…
…Взгляд уставший и безрассудный
Перед дверью упал на часы.
Боже мой! Не прошло и секунды
От и до роковой полосы.
1992.
* * *
Отпущу все твои грехи,
Хоть не царь я тебе, не Бог.
И прощу тебе все стихи,
Ненаписанные тобой;
Твоей песни немой куплет,
Мною спетый на все лады,
Я прощу тебе каждый след,
Что забыла оставить ты;
Мне подаренный каждый взгляд,
Что достался глазам чужим,
И, увы, не смертельный яд,
Обрекающий дальше жить.
Одного лишь в своей судьбе
Не сумею перенести –
Если вдруг, подойдя к тебе,
Я услышу своё «Прости».
1994.
* * *
Я не мечтал героем стать.
Я знал, что я уже герой.
Душа чиста, а плоть пуста.
Всё есть, и всё, как мир, старо.
Я не хотел искать мечты,
Вокруг и так полно химер.
Я верил. И любил. Почти.
Вино и звёзды, например.
Где истина, не всё ль равно,
Когда и без того мудрец?
Что, если умер я давно?
Похороните ж, наконец!
2009.
* * *
Быть может, я к себе не слишком строг,
Иль вы ко мне строги чрезмерно были,
Но несколько едва начатых строк
Давно лежат под толстым слоем пыли.
Я ныне не пою на радость вам,
Мне участь уготована другая –
Копаться в недоношенных словах,
Их с муками и с кровью изрыгая,
Нагромождать безликие пласты,
Плоды моих давно больных извилин,
Чтобы потом без лишней суеты
Их схоронить в одной большой могиле.
Пытаюсь безуспешно поменять,
Но не устраивает то и это.
Такая вот забота у меня,
Такая вот забава для поэта.
1994.
* * *
Вы меня не судите строго
За презренье мое к годам,
За доставшийся мне от Бога
И неведомый людям дар.
Он и мне до сих пор неведом.
Я не пленник своей строки.
Для того, чтобы быть поэтом,
Слишком мало писать стихи.
Пусть не каждому быть предтечей.
Моё время придет, когда
Я за всё и за всех отвечу
Перед Тем, Чей я принял дар.
1994.
* * *
На ее похоронах
Будто не было печали.
Погрустили, помолчали,
И привычно зазвучали
Разговоры о делах.
Молча к гробу подошли,
И в прощании нестрогом
Каждый за руку потрогал,
А потом на крышку гроба
Каждый бросил горсть земли.
Ну а после у стола
Лишь за первой тихо было.
Разве можно про могилу?
Вспомнили, что петь любила,
Что весёлою была.
Шестьдесят – не долог век,
Да бывает и короче.
Умирать никто не хочет.
Ей бы жить ещё, а впрочем,
Ты всего лишь человек.
На её похоронах
Было причета не слышно,
Будто смерть куда-то вышла,
А душа глядела свыше…
…и блуждала среди нас.
1995.
* * *
На роду ты мне не написана,
И судьбою не предназначена,
И не с той одинокой пристани
Наше прошлое было начато.
Не клубился туман сиреневый,
Заплетая слова и волосы,
И читались стихотворения
От волненья дрожащим голосом
Не тебе. Не твоими ласками
Голова моя была вскружена,
Не с тобой я живу так счастливо
Тихой жизнью своей супружеской.
И не знали с тобой друг друга мы,
Да и вряд ли когда-то встретимся
На земле, что без пользы круглая,
И всегда иступлённо вертится.
1994.
* * *
А зима в Ленинграде не белая.
Сумрак выстелил серый асфальт…
Поздней осени гроздь переспелую
Я сегодня всю ночь целовал …
Стыли звуки, и кутался холодом
По проспектам скользящий поток.
И в ладони озябшего города
Ты свою опускала ладонь.
В мир бессонниц, тобою подаренный,
Я не взял звуки улиц пустых,
Лишь глаза, обжигающе карие,
Что забыла Зима отвести…
1994.
ОСЕННИЙ АКРОСТИХ
Август что-то нашёптывал осени,
Хмурил неба прощальный рубеж…
Ты небрежно мне на сердце сбросила
Акварель своих лёгких одежд …
Ни к чему было что-то досказывать,
Я же знал, я же верил – ты ждёшь,
Теплым сном после стылого августа,
Алым заревом вспыхнешь, придёшь!
Нарушая законы движения
Ядовитых и пошлых дней,
Ты моим стала вдруг отражением,
А сама отразилась во мне.
Невесомо лаская ладонями,
Ей дарил эту сладкую боль…
Что -то в сне том осталось непонятым,
Как же был он похож на любовь…
Ах, как был он похож на любовь!
1995.
СТАНСЫ
Философствуя временами,
(Так зову я безделья миг)
Я привык наблюдать не за вами, –
За собою со стороны.
Отвлечённость и объективность –
Суть две равные стороны.
То, что есть для людей наивность
И невинность – они равны.
С парадоксом совпавших мнений
Вряд ли кто-нибудь не знаком.
Из случайности совпадений
Мы выводим порой закон –
Не бесспорный, но вероятный.
Математика да простит
Обобщение сложных понятий
Для анализа форм простых.
Аксиомам излишня сложность,
Многогранность и глубина.
Очевидна и ясна пошлость.
Доказуема лишь она.
Вы заметили, словоблудье
Очень свойственно «мудрецам».
В то, во что ещё верят люди,
Я охотно поверю сам.
Тот блажен, кто хотел, как проще,
Кто НИЧТО равно ВСЁ постиг.
Приговор наших высших обществ
И «высоких» умов – тупик.
2005.
* * *
Как хочется сказать, чтоб услыхали все
Мой голос среди смеха, воя, плача,
Чтоб гений мой блистал во всей красе
И зал рукоплескал! И госпожа Удача
Для глаз чужих чуть выправить смогла
Моих афиш кривые зеркала.
Как крикнуть хочется, перекрывая шум,
О мудрости, о совести, о чести,
О ценностях, которыми дышу,
Которые увидеть вас прошу,
Открыв глаза! И дальше с вами вместе –
С прозревшими, воскресшими – идти
От гордого «Прощаю» до «Прости».
Всё громче, чтоб услышали мой крик,
Внимания ищу на ваших лицах.
Вот Истина! И я её постиг!
И жажду срочно с вами поделиться!
Всё объясню, всё помогу понять!..
Но шума ещё больше от меня…
Гляжу вокруг, и что ж? Я не один такой,
И равно каждый САМ, и все с заглавных литер.
Великая толпа! Вы испокон веков
Со мной одно и то же говорите.
Младенец, чьи уста вершат над миром суд,
И тот почтенный муж – всяк истины сосуд.
И в многозвучном рое голосов
Из недр души наружу выплеснутой мысли
Рождается и множится единый унисон
Свободный, гордый, но лишённый смысла,
Опошлившийся в праведных речах.
…Тогда решил я лучше замолчать.
И истина с тех пор жива во мне.
На самой глубине
В блаженной первозданной тишине.
2007.
* * *
Так же капает с крыши дождь,
И такой же молчит туман.
Этой ночью ты так же ждёшь,
Как и я, что придет зима,
Так же, боль измеряя в днях,
Что-то хочешь ещё вернуть,
Хочешь что-то успеть понять,
На кого-то успеть взглянуть,
Как когда-то, в моих стихах
Отраженье своё найти …
Помнишь, город в белых мехах,
Как послушен он был и тих,
Как ждала, замерев, вода
Грубой ласки гранитных плит,
Как не верил я им тогда,
Что навек обречён любить.
Город спал, погружаясь в снег,
И к нему ты ушла одна,
Вдруг поняв, что уже навек
Быть любимой обречена.
Не молчи, я прошу, скажи
Хоть два слова. Я так устал.
Всю весну я куда-то спешил
И всё лето чего-то ждал.
И уже позади сентябрь,
И за снегом не видно звёзд.
Я опять не нашёл тебя.
Что-то вновь не для нас сбылось,
И не сбудется, видно, здесь…
Суждено было нам с тобой
Обручение двух сердец,
С обречением на любовь.
1995.
* * *
Где дождями прольются слёзы?
В чьей душе я оставлю след?
Задавая себе вопросы,
Я боюсь отыскать ответ.
В том опасность совсем другая.
Я, скорей, ошибиться рад…
Я боюсь, что, предполагая,
Окажусь на минуту прав …
Непорочность мечты растает,
Пошлость выплеснув через край.
... Я прошу, оставайся тайной,
Не сбывайся, не умирай!
1993.
* * *
Сам виноват, что говорить.
И лишь осталось разрыдаться.
Сам захотел её любить
И знал заранее: расстаться
Уже не будет так легко.
И всё же сам себе переча,
Завёл себя так далеко,
Откуда выбраться не легче,
Чем с преисподней. А итог?
И что теперь? Закрыты двери.
И я отброшен за порог,
За грань неверья и доверья.
И вот, сбивая пальцы в кровь,
Опять стучу, но нет ответа…
Молчишь ты, первая любовь.
Сам виноват. Плати за это.
1991.
ПОСВЯЩЕНИЕ КОЛХОЗНИКАМ
Пускай мечта уносит выше,
Но ты всего лишь мотылёк.
Ты из земли когда-то вышел
Чтоб вновь с землёй сравняться в срок.
Ты из неё, подобно стеблю,
Стремишься колос свой поднять.
Как не любить мне эту землю,
Собой вскормившую меня!
И, выполняя долг сыновний,
Тем малым, что готов отдать,
Я приношу тебе с любовью
Частицу своего труда.
2006.
* * *
Был конец того пьяного лета.
Был тот вечер по-летнему пьян …
Задыхаясь, крутилась кассета,
И молчал удивлённо баян.
Пусть не он здесь хозяин, но кто же
Без него эту ночь провожал?
Почему так небрежно наброшен
На помятое платье пиджак?
И следы на горячей постели
От бессонницы и от вина …
Лишь бы только не завтра похмелье!
Лишь бы только не вдруг тишина!
Преломление тени и света
В сотый раз попытаться размыть…
Был конец того пьяного лета
Лишь началом той пьяной зимы.
2005.
* * *
Ты – фантазия моя.
Ты текла бесцветным воском,
Пока я тебя не создал,
Не воспел, не изваял,
Не собрал из отголосков,
Из осколков бытия.
От начала до конца
Каждым словом, каждым жестом
Ты – лишь призрак совершенства,
Лишь подобие творца.
Всё, что видится вовне,
Лёгкий след скользящей тени –
Цепь случайных совпадений,
Допустимая вполне,
Как возможность на мгновенье
Разглядеть тебя во мне.
Но хочу ли я владеть
Своим собственным твореньем?
И, как всех стихотворений
Обозначенный удел,
Я тебя цветком сирени
Обрываю. Для людей.
2008.
* * *
В том нельзя было уловить
Ни обмана, ни скрытой тайны.
В постиженье азов любви
Всё прекрасно! Но всё случайно.
Всё условно, свежо, легко,
Пережито в одно мгновенье,
И оно всех земных веков
И всей вечности откровенней…
2000.
* * *
Я не стал ни царём, ни поэтом,
Пусть и в рифму порой писал.
Я всего лишь частица света,
Та, что тянется к полюсам,
Что по сути своей нетленна,
И в стихиях воды и огня
Я – прямая модель Вселенной,
Спроектированной с меня…
2000.
* * *
Не люблю, когда пишут в тетрадях.
А тем более, если в чужих.
Да потом говорят – «шутки ради,
Мол, не просто записка, а стих»!
Не терплю! Мне противно всё это!
Тут фантазии много не надь –
Не заметку куда-то в газету,
А загадить чужую тетрадь!
Боль в душе разливается морем,
Когда чуть приоткроешь, а там
Труд чужой испохаблен, испорчен.
Я б за это рубил по рукам!
Вот на том и решим, слышишь, Ленка.
Как увидишь, пусть свой даже, пусть,
На тетрадях рисует, на стенках,
Ты – ко мне, а я с ним разберусь!
1988.
ВЕСЕННЯЯ КОЛЮЧКА
Однажды, кажется, было в мае,
А может, в марте, не помню точно,
Найдя вдруг деньги в своем кармане,
Решил зайти в магазин цветочный.
Какие были цветы, не помню.
Я не знаток в этом деле, каюсь.
Мой взгляд наткнулся на подоконник –
Там рос корявый колючий кактус.
Я даже вздрогнул, как от мороза:
В горшке с землёй (!) и с тремя ветвями!
Пускай колючий, почти как роза,
Зато дешёвый! И не завянет.
Несу, как знамя, чтоб не сломалось.
Иду, довольный, к жене. Мириться.
Вчера мы с ней пошумели малость.
Вот тут-то кактус и пригодится!
Сперва тарелкой, потом кастрюлей
Был гол в ворота мои защитан.
Жену на сей раз перехитрю я.
Да будет кактус моей защитой!
Так вот, вхожу: «Дорогая, здравствуй!
Прости. Не прав был» и всё такое …
И лезу будто бы обниматься,
Закрыв подарок другой рукою…
Кошмар и ужас!.. К чему детали?
Вчера я выводы свёл к итогу.
Теперь помиримся мы едва ли,
Ведь говорили – «его» не трогай!
Жена в больнице в колючках гнойных,
Я с переломом костей и носа…
Зато уверен теперь в одном я –
Что У Т Р О М
Ж Ё Н А М
Ц В Е Т Ы не носят!
2005-2006.
ИМПРОВИЗАЦИИ
Я вдруг понял, что во мне есть сила
И глубина!
И я не пена, на гребне волны возносимая,
И не волна!
Я океан, такой могучий и своенравный,
Я всё! Я сам!
И мне покорны моря и страны,
И небеса.
Давно нужно было освободиться!
Точка – не есть смерть. В ней вся мощь движения,
Взрыв, сосредоточение энергии всех стихий!
Плоть мертва, когда ей за тридцать.
А ещё через трижды тридцать рождаются стихи…
И вдруг как стена
Тишина.
Вместо вершины, вместо награды – ничто.
А может, ты просто обрёл истину в этот миг?
И достоин её лишь тот,
Не похожий на них?
Это и есть твой путь.
А «беспутный» – это «без пути» или «без пут»?
2007.
ЗАПЯТЫЕ
Есть хвостатые запятые,
Есть носатые,
Есть пустые, а есть и густые,
И они непременно пузатые,
Чем-то похожие на нас, на людей,
Беззаботные «сестрички-кавычки»,
Или скобки, осторожные и точные
(оттого, наверное, сутулые и тощие),
Но самые коварные, поверьте мне, те,
Что раньше, хвост поджав, прикидывались точками.
2008.
* * *
Придумают же люди – зеркала!
А я так мыслю – проку в них немного.
Гораздо больше пользы у стола.
Иль у дивана, рассуждая строго.
Хоть год смотреться буду я в диван,
Хорошего я там увижу мало.
Но тут важна другая сторона,
Что для меня решающею стала.
Хорошего в диване не узришь,
Как ни старайся. Но плохого тоже.
А если, скажем, в зеркало глядишь,
Такое там порой увидеть можешь!
То зубы грязные сверкают желтизной,
То голова, как мусорная яма.
Но самый ужас, друг мой дорогой,
Когда ты в зеркале увидишь обезьяну.
Не думай, что я глупости порол,
Взгляни в него, не тешь себя надеждой,
А испугаешься, так ты его об пол
Разбей в сердцах – и будешь жить, как прежде.
1988.
* * *
Как мало надо старикам!
От них самих мы слышим часто,
Что, мол, не спится по ночам,
А если и заснёшь, то снятся
Им те, кого уж больше нет,
В каком-то лунном синем свете,
Видать, зовут они к себе,
Видать, Господь их заприметил…
И, тихо доживая век,
Отмеренный скупою долей,
Остался старый человек
Вдруг одиноким поневоле.
И, в четырёх стенах один,
Или на пару с тишиною,
В другой он попадает мир,
Где впереди – одно былое.
Но «просто жить» он не готов.
И не лежат на месте руки.
Хотя б настряпать пирожков
И отнести гостинец внукам,
Своих детишек повидать,
Пусть те давно уж повзрослели…
Прийти домой, и снова ждать
Субботу… целую неделю.
И вот уж чуть не рвётся нить,
Что стариков связала с нами.
И забываешь позвонить,
Они поймут, мол, просто занят.
Они расскажут лишь стенам
Про стариковские печали.
Как мало надо старикам!
Чтобы о них не забывали.
1988.
* * *
Я люблю затяжные дожди. Я люблю затяжные метели,
Когда гостьей непрошенной входит бессонница в дом,
И, усевшись на краешек смятой, холодной постели,
Отбивает мне такт моих мыслей на пару с дождем.
Раз-два-три, раз-два-три, и бумага уже не невинна,
И за первой строкой, как поток за окном на стекле,
Появляются те же размывы танцующих линий,
На листе и в душе оставляя чуть видимый след.
Я люблю затяжные дожди лишь за то, что они затяжные,
Что не надо смотреть на часы, торопиться и ждать.
Можно нежные струны настроить и, выслушав сны их,
Вспоминать только то, что хочу, а что нет, забывать.
И живительной силой небес можно вдоволь напиться,
И, слегка захмелев, подпустить, пусть прижмётся ко мне,
И не важно мне, кто, лишь бы был. И вдвоем раствориться
В затяжном, ну а лучше всего – нескончаемом сне.
1992.
* * *
И сыпал снег, и струился дождь,
Когда не было ни тебя, ни меня.
И также за днём наступала ночь,
И год времена менял.
Проходя через сотни сердец и глаз,
Перемешиваясь с людьми,
Говорят, что любовь здесь была до нас,
И до нас сотворила мир.
Чудаки! Алгоритм мирозданья не так уж прост.
И молва не всегда права.
Кто-то тайну свою в этот мир принёс,
Кто-то звёзды нарисовал.
В свете солнца лучей обозначил явь
На краю временных пустынь.
Но никто никогда не любил, как я,
И никто не страдал, как ты.
Плоть от плоти любовь, будто наша дочь,
Родилась в предначальном сне.
А до нас, говорят, лишь струился дождь,
Да бессмысленно падал снег,
Разливал пустоту и печаль вокруг –
Ждал прихода любви, чтоб замкнулся круг.
2008-2009.
* * *
Ну что про неё ещё можно сказать?
С собою бороться устал я, ей-богу.
Сегодня себе признаюсь – повторять
Нельзя ни за кем ни любовь, ни дорогу.
Ведь сколько людей, столько в мире дорог.
И в каждой душе свои страсти, желанья.
Почти восемнадцать творцу этих строк,
А жил, всего этого вне пониманья.
Казалось, что есть это в каждой судьбе:
Всё те же слова, поцелуи и слёзы.
Не стоит страдать. Они сами к тебе.
Придут, как ко всем. Пусть не рано, так поздно.
И жить не хотелось для прозы такой,
Цветы покупать по рубль сорок за штуку,
И лишь потому, что так делал другой,
Детей заиметь, ну а к старости – внуков,
Сказать перед смертью, что нету любви,
С завистливой злостью глядя на счастливых.
А где же ты был, где твои соловьи?
Лишь прах их найдёшь на нескошенных нивах.
И всё потому, что ты в жизни стоял
И к счастью сквозь бури не рвался навстречу.
А жизнь оседала пыльцою на плечи,
И были мечты без концов и начал.
Ещё пару строчек хочу приписать
(О, Господи, рифму хоть ты подбери мне),
Что воздухом не перестанешь дышать
Ты лишь оттого, что им дышат другие.
1988.
* * *
А история проста –
Нет ни брода, ни моста.
И всё было как всегда –
Стерегла меня беда.
Ну а я закрыл глаза,
Ей дорогу указал.
Подружились мы с бедой,
Полюбились. Нас водой
Не разлить, не разорвать,
Дружбу нашу не сломать.
И устану, так помочь,
Подсобить она не прочь.
Но случилось как-то раз –
Пелена упала с глаз…
Боже мой! Кто друг, кто враг?!
И до бездны только шаг…
А обратно не уйти,
Нет обратного пути.
Только ворон надо мной
Шепчет мне: «Глаза закрой…»,
Только мутная волна –
Ждёт меня к себе она.
Что же делать? Не могу…
Я упал на берегу
О последнем лишь моля –
Забери меня, земля…
1991.
* * *
И он, как истинный поэт,
Не знал других поэтов,
Он думал: в целом свете нет
Другой частицы света.
Есть отражение лучей,
Есть света преломленье,
И очевидное зачем
Доказывать явленье?
Не в том ли истины момент
(Да кто же возражает),
Что этот излучает свет,
А тот – лишь отражает?
И он, как истинный творец,
Себе не видел равных.
Он был властителем сердец
И воплощеньем правды.
И, обретя в себе покой,
Как точку равновесья,
Он незаметно и легко
Сместился в поднебесье.
Ведь не за страх, не за рубли
Его мы сами вознесли…
Теперь глядим со стороны –
Ему мы вовсе не нужны.
Сидит себе на облаках,
А мы остались в дураках…
2006.
РУСЬ
Я росой на рассвете умоюсь,
Золотому ручью улыбнусь.
Выйду в поле, где травы по пояс,
Где в цветах пробуждается Русь!
Как приляжешь у белой берёзы
Поболтать с ручейком озорным,
Позабудешь про горе и слёзы.
На земле только сказки и сны.
Ой, ты, Русь моя, белокрылая,
Поле, чистого небушка высь.
Ой, ты, Русь моя, сердцу милая,
Ты крылом ко мне прикоснись.
Дышит воздух прохладой весенней.
На листве заиграл ветерок.
И услышу я тихую песню,
Песню русских полей и дорог.
Ароматом цветов опьянённый,
Я к земле своей грудью прижмусь.
Я счастливый, а значит влюблённый.
Я люблю тебя, матушка - Русь!
Ой, ты, Русь моя, белокрылая,
Поле чистое, небушка высь.
Ой, ты, Русь моя, сердцу милая,
Ты крылом ко мне прикоснись.
Речка быстрая, море бескрайнее,
Взгляд томительный чистых озёр.
Каждый звук отзывается тайною,
В шуме листьев звучит разговор.
Я усну в васильковой постели,
Что стелила земля на лугу…
Нам сложил эту песню Есенин,
Но я тоже не петь не могу.
Ой, ты, Русь моя, белокрылая,
Поле чистое, небушка высь.
Ой, ты, Русь моя, сердцу милая,
Ты крылом ко мне прикоснись.
1988.
* * *
Не цените. Хулите незаслуженно,
Потворствуя намереньям благим.
А вдруг помру я завтра после ужина,
Кому тогда вам отдавать долги?
Пусть кто-то скажет – смерть не показатель, НО,
Поверь, увидев мой могильный крест,
И долг и честь проснутся обязательно!
А совесть? Да она вас просто съест!
Как жить, стыда обузой перегруженным,
До дней конца терзаться и вздыхать?
Пока ещё есть полчаса до ужина,
Прошу, не доводите до греха.
2009.
* * *
Та же комната. Та же ночь
Из-за штор на меня глядит.
И никто не уходит прочь.
Просто некому уходить.
Тем же светом зовет свеча.
Та же тень на мою тетрадь.
Только строчки мои молчат.
Видно, нечего им сказать.
Ни на счастье, ни на беду,
Ни беспутицы, ни пути.
Если я никуда не иду,
Значит, некуда мне идти.
1992.
* * *
Незаконченные стихи,
Незаконченные дела.
Видно, лёгкость моей руки
Непосильной для них была.
Как весома бывает часть
Без пристроек, подобных ей!
Как прекрасна она сейчас
Незаконченностью своей!
В ней одной остается жизнь,
В самых первых её словах.
А в стремлении завершить
Часть другая уже мертва.
Сколько раз, чуть успев начать
И от целого исходя,
Мы безжалостно рушим часть,
Мы ломаем самих себя!
Сколько сотен раз! Но теперь,
Может, что-то ещё пойму!
Только б вовремя мне успеть,
Не закончиться самому.
1998.
* * *
Много ли, мало ли пройдено…
Знаю, не в возрасте суть.
Что мы купили, что продали?
Здравствуй. Прощай. И забудь.
Я не просил прощения
Даже коротким «Прощай».
Лучше уйди, раз нечем
Больше платить палачам.
Новые лепишь свечи,
Старый используя воск.
Только зажечь их нечем,
Кроме как искрами слёз.
Вырой себе могилу,
И, уходя в закат,
Вспомни о том, что было –
И поверни назад.
Ты говоришь: «До встречи!»,
Я говорю: «Привет!»
Видишь – дорога в вечность.
Мой ли там будет след…
1991.
ПТИЧЬЯ СТОЛОВАЯ
Последнее стихотворение,
написанное совместно с сыном Тимофеем
Облетели тополя.
Стала мокрою земля.
Не найти нигде ни мухи,
Ни жука, ни мотыля.
Нет и ягод на кустах,
Нет и зёрен в колосках.
Птичкам корм искать придётся
Где-нибудь в других местах.
Мы решили им помочь:
Вот столовая, точь -в -точь!
Будем мы кормить пернатых
В холода и день и ночь.
Накрошили сухарей
Недалёко от дверей,
Только что-то не дождались
Ни синиц, ни снегирей.
Мы крошили шоколад,
Мандарины, виноград.
Удивлялись, почему же
Птички кушать не летят?
Утром в садик мы пошли
И ни крошки не нашли.
Это белые снежинки
Все тропинки замели.
Мы насыпали на снег
Всё, что было повкусней.
Птички сразу всё склевали,
Ведь на белом им видней!
Столько даже пёс не съест,
Кашу с мясом – геркулес
Очень быстро подбирают
Обитатели небес.
А потом мы подсмотрели
И чуть-чуть не заревели –
Кашу, суп и макароны
Ели жадные вороны.
Чтоб другие ели птицы,
Надо нам за них вступиться!
И берёзе на макушку
Мы повесили кормушку.
1. 2012.
………………………………………….
Вера Артёмовна Мишустина
Памяти Д. Попова
Погасла яркая звезда –
Звезда полей, людей и музы.
Светил ты ярко не всегда,
Но был всегда кому-то нужен.
Жена и дети – твой причал,
Для них был богом и кумиром,
Но незаметно для себя
Ты правил и народным миром.
Ты словом души врачевал,
Лечил задором и весельем,
Своих же ран не раскрывал
И не страдал пустым бездельем.
Но жизни нить оборвалась
Так неожиданно и странно,
И муза, словно бы смеясь,
Умолкла в Святки.
Слишком рано!
Тебя в церковной тишине
В гроб деревянный положили,
В печали шёл людской поток,
И люди молча слёзы лили.
И в скорбной этой тишине
Покоилось твоё лишь тело –
Душа парила в вышине
И с высоты на нас смотрела.
И каждый чувствовал твоё
И удивленье, и смятенье,
И рядом ощущал её –
Как лёгкий след скользящей тени.
И вот кладбищенский погост,
Снегов холодных злая замять…
Душа твоя коснулась звёзд,
Оставив нам печаль и память.
Нелли Спиридонова
Дмитрию Попову
Знакомый набираю телефон –
В ответ гудки, эфир забит гудками.
Уверена, что дома, дома он –
Опять сидит над новыми стихами.
А может, от усталости уснул.
Мне слышать голос так необходимо.
А за окошком слышен ветра гул.
Ответь же, заклинаю тебя, Дима!
Опять звоню – гудок... ещё гудок..
Как надоело долгое гуденье...
Даны артисту тысячи дорог,
И ты опять готовишь выступленье.
А может, подключаешь микрофон,
И голос твой опять звучит над залом.
И зря зовёт артиста телефон –
Ты не со мной,
ты снова делом занят.
Позвали ввысь тебя твои стихи.
Идёшь по звёздам, словно по уступам.
И оборвались долгие гудки...
Всё. Абонент навечно недоступен.
К вечеру холод
Галина Рудакова
Д.Попову
К вечеру – холод. Окна покроются льдом.
Выли у дома всю ночь бесприютные псы.
Осиротеет твой, без хозяина, дом –
Там хладнокровно смерть остановит часы.
Знать бы, предвидеть! Успеть беду отвести!
Скорую вызвать, у смерти тебя отмолить!
Не отпустить в эту снежную, мёртвую стынь –
В небо, в объятья не ставшей родной земли!
Вызвездит ночь... А видится глаз твоих свет.
Свет лучезарный – его ты с собой унёс.
Только стихи, что ты оставил, Поэт,
Соединяют с тобой, словно зыбкий,
светящийся мост…
Наталья Бутакова
Дмитрию Попову
Памяти друга
Почему мы не ценим людей,
Наделённых искрою Божьей?
Им всегда Бог даёт меньше дней,
Чем посредственным и ничтожным...
***
Невозможно поверить в это,
"Был" не хочется произносить...
Ты ушёл внезапно, нелепо,
В 42 еще жить бы да жить.
Не забудем стихи и песни,
Искромётные шутки и смех,
Доброту твою, искренность, честность,
Улыбку, покорявшую всех.
С неразлучным другом баяном
Да с гитарой, подругой своей,
Вы объездили мест немало:
Поселений, столиц, деревень.
Вас всегда радушно встречали,
Проходили концерты на "бис",
Твой талант, мастерство отмечали –
Ты ж поэт, музыкант и артист!
Да, смириться с этим непросто...
Светлый образ в душе сохраним,
Будем помнить тебя весёлым,
Жизнерадостным и молодым!
Т.С.Юдина
Дмитрию Попову
Погасла яркая звезда
На матигорском небосклоне.
Мы не увидим никогда
Тебя, с улыбкою в поклоне.
Как будто на душу бальзам,
Баяна звуки к нам летели.
Но что стряслось, поведай нам,
Откуда горькие метели?
Ещё вчера ты всем дарил
Частушки, вальсы и кадрили
И песни новые творил…
А мы восторг тебе дарили.
Ты Дед Морозом важно шёл
На Новогодних представленьях,
Всегда был полон твой мешок
И шуток, и стихотворений.
Трёх сыновей вёл за собой,
С женой- красавицею рядом, –
Отец и муж, им дорогой,
И в этом всей семье награда.
А нынче твой молчит баян –
Судьба ту песню оборвала.
Не залечить душевных ран,
И горечь на сердце застряла.
Да, только вымолвить смогли
Твои друзья: «Не сберегли!»
Ты, словно молния, блеснул,
В лучах небесных утонул...
Памяти Дмитрия Попова
Владимир Селезнёв
Редкой огранки алмаз,
Символ людской чистоты, –
Это я, Дима, о ВАС,
И извини, что на ТЫ.
Снова теряем друзей,
Снова их нет среди нас –
Сколько бессонных ночей,
Сколько заплаканных глаз!
Злая старуха с косой
Тащит с собой под откос…
Сотни несказанных фраз,
Тыщи недаренных роз.
Редкой огранки алмаз,
Символ мужской красоты, –
Это я, Дима, о ВАС,
И извини, что на ТЫ.
Лилия Синцова
* * *
Он был улыбчивым и русым,
Стихи писал и песни пел.
Мне говорить об этом грустно,
Как много сделать он хотел...
По жизни Дима шёл с баяном,
Весёлый парень, озорной.
Да, жаль, расстался с нею рано,
Ушёл в холодный день зимой.
Его, я знаю, не забудут,
Улыбку, шутки, звонкий смех.
Он в наших душах вечно будет,
И будет жить в сердцах у всех,
Кто знал его, с кем был он дружен,
Кем был любим, кого любил.
Он был жене прекрасным мужем,
Отцом достойным детям был!
Мы собрались, но в этом зале
Его сегодня рядом нет.
Хотелось, чтобы все узнали:
Он был романтик и поэт!
Любовь Прибыткова
Димка, это тебе!
Ты ушёл, как Рубцов, в январе,
След оставив в стихах на земле,
В сыновьях, что пригожи – в отца,
В деревцах, что садил у крыльца.
Ты сегодня мне снился живой,
С кучерявой своей головой,
Мудрый взгляд и простые слова:
Мол, Кирилловна, как ты, жива!
Удивилась: чего это вдруг?
Без тебя я скучаю, мой друг.
Я держу твою книгу в руках.
Мы беседовать будем в стихах.
Он ушёл, как Рубцов, в Январе...
……………………………………………………………………
Редактор - составитель – Г.Н.Рудакова
Меценаты выпуска – партия «Единая Россия», администрация Холмогорского района.
………………………..
Дмитрий Владимирович Попов.
фото из Интернета