Хор воров, бандитов и жуликов исполняет песню "Партия - наш рулевой!"
Иллюстрация: Б. Брайнин "Партия - наш рулевой", 1991
© Б. Брайнин, 1991
Рулевой, ты рулевой,
да с пробитой головой!
Ветер гуляет в голове,
в голове твоей пустой.
Шея жирафья, чтоб видеть вдали,
чтобы шпионов ловить всей земли,
чтобы проникнуть всегда и везде:
в атмосфере, в стратосфере, в любой среде.
Твои уши слышат все,
что твориться по всей стране,
в них локаторы стоят,
они день и ночь не спят.
Твои глаза как телескопы,
от них не спрячешься даже в Европе.
На кого покажет твой указательный палец,
тому будет полный трындец,
если этого захочет народов отец.
Твои легкие дышат смрадом и гарью
твоих заводов и отходов.
Твое брюхо набито трупами и гниет.
Зато душа твоя поет о коммунизме,
оптимизме и ленинизме!
Мавзолей твой дырявый
и ветер в нем свистит.
Там отец твой спит да почивает,
и дураков восхищает!
В Израиле, как и в других демократических странах, нет политической цензуры, и каждый художник волен выставлять любые свои произведения. Однако бывает, что работы Брайнина кураторы выставок опасливо заносят в подсобку и для начала смотрят там. Иногда его картины так и не добираются до залов. Их можно, посмеиваясь, потихоньку показывать знакомым, но подвергать себя риску судебного преследования никто из кураторов не хочет.
Творческое кредо Бориса очень простое: «Должна быть полная, никем и ничем не ограниченная свобода творчества. Я не боялся говорить об этом, еще живя в Советском Союзе. Там для меня было привычно всегда оставаться в меньшинстве, но я никогда не конвертировался и не приспосабливался к обстоятельствам. В искусстве сейчас много эрзаца и посредственности, но оно интересно своими наивысшими достижениями».
Во время работы над книгой "Современное еврейское искусство" мне много раз доводилось беседовать с Борисом. Он хотел включить в книгу картину «Тарзан», которую уже отвергли несколько кураторов разных выставок. Я тоже отказывался. На картине был изображен кем-то уважаемый, а кем-то не очень, известный израильский политик, едущий верхом на свинье. У его ног извивалась змея с головой Арафата. Знакомая адвокатесса разъяснила, что публиковать такую картину нельзя. Политика можно изображать верхом на лошади, верблюде и даже на осле, можно посадить его на тигра, слона или волка. А на свинью не рекомендуется. Потому что, как известно «все животные равны, но некоторые из них равнее других». Политической цензуры нет, но, как оказывается, есть зоологическая! К тому же «полная и ничем не ограниченная свобода творчества» – это, по мнению адвокатессы, не более чем наивные мечты современного, оторванного от реальной жизни, Дон Кихота. Конечно, если на картинах изображены советские лидеры, от Володи Картавого до предшественников Володи Маленького, то с ними никаких проблем не возникает. Ни старенький Бровеносец с молоденькой дамочкой (картина «Официальный прием», 1991), ни участвующий в первомайском параде Никита, гордо вздымающий над головой ботинок («Лидер на параде», 1994), ни фантастический «Ленин делающий предложение Тутанхамону», 2006 ни у кого протеста не вызывают.
Моника с президентом и заглядывающая в дверь, вооруженная метлой Хилари («В Белом Доме на приеме», 1999), сюжет вроде бы терпимый, но для официальной выставки в Израиле не совсем подходящий. А что если на вернисаж пожалует кто-нибудь из посольства заокеанской сверхдержавы? И еще неизвестно, как ими будет воспринят подобный сюжет. Но настоящие проблемы с экспозицией у Бориса начинаются тогда, когда на его полотнах появляются современные израильские политики: Шарон, Ольмерт, Перец, Барак, Натанияу, Ципи Ливни.
Будущий художник Боря Брайнин родился в Новокузнецке, учился живописи в рисовальных классах Академии Художеств в Ленинграде и репатриировался из Запорожья в 1992. Две свои первые политические карикатуры он нарисовал в 1967, и показал их учителю рисования Мартыну Рынденко. Кривляющийся Ленин отнюдь не вдохновил старого учителя, но зато привел в восторг сверстников. Первые положительные отзывы подвигли начинающего художника на разработку этой опасной в те годы темы. Стиль его картин наиболее близок к соц-арту, основателями которого считаются В. Комар и А. Меламид, в прошлом советские (или антисоветские), а ныне американские художники. Но судя по датам, некоторые темы и сюжеты Брайнин начал разрабатывать раньше.
Иногда бывает, что какой-нибудь художник прекрасный колорист, а его рисунок оставляет желать лучшего, или наоборот, замечательный рисовальщик проигрывает в живописи. Присмотритесь к картинам Шагала – и вы увидите, что у него весьма своеобразный рисунок и при этом изумительная живопись. А для Брайнина очень важной составляющей художественного процесса всегда был тщательно продуманный едкий, цепкий и колючий сюжет. Наверно поэтому его живопись иногда тяготеет к графичности, где изображаемое, часто фантастическое, придуманное художником событие важнее и интересней чем сложная цветовая гамма.
Уже многие годы Борис живет в Цфате, небольшом городке, расположенном на севере Израиля. Одно из его увлечений ранние прогулки в окрестностях города, и бывает, что во время прогулок он встречает кабанов, газелей, шакалов и других, бродящих поутру, животных. Эти звери нередко поселяются на его холстах, но они в отличие от политических персонажей милы, лиричны и доброжелательны.
В своей новой жизни художник уже успел объехать полмира. Он всегда любил путешествовать, но живя в Союзе был лишен возможности удовлетворить эту свою страсть. Он объехал Европу, побывал во многих азиатских странах, совершил длительное путешествие по Египту – с израильским паспортом в кармане, и беседуя с арабами по-арабски, задержался в Абу-Симбеле, фотографируя древние храмы и космический пейзаж пустыни. Но как это не странно самым тяжелым испытанием явилась для него поездка в цивилизованную Англию, где в Ковентри озверевшие неонацисты пытались его убить за сильно непонравившийся им русский акцент. Банда английских подонков - десять на одного - уже добивала истекающего кровью Бориса, когда он увидел едущий полицейский автомобиль и из последних сил бросился к нему. Потом был госпиталь, допрос в полиции, бесконечная переписка, суд, который состоялся уже в отсутствии жертвы и неизвестно чем закончившийся.
В среде израильских художников творчество Бориса воспринимается неоднозначно. Вот несколько известных мне отзывов его коллег:
«Брайнин – это еврейский Пиросмани, а отчасти Кукрыниксы».
«Однажды моя подруга вбила в деревяшку большой гвоздь и повесила на него свои трусики. Это произведение с успехом демонстрировалось на ежегодной выставке современного искусства в «Бейт-Шагал». Больше всех им возмущался Брайнин. Другая моя знакомая художница любит изображать себя беременной и обнаженной. И опять Борис возмущается! А как же «полная, и ничем не ограниченная свобода творчества»? Видимо под свободой он подразумевает возможность изображать в карикатурном виде известных политиков».
«Художник Брайнин – Игорь Губерман в живописи».
«Борис, на мой взгляд, иногда не знает где надо остановиться. Ну, какая картина замечательная «Официальный прием» – старенький Брежнев и сидит-то с трудом, а перед ним очень удачно выписана стоящая обнаженная дамочка. Занимательный сюжет и живопись хорошая! Я присмотрелся, а под генеральным секретарем на полу растекается лужа. Конечно, в современном искусстве все дозволено, но на мой вкус слишком уж едко».
«Борис балуется стишками, которые вполне под стать его картинам. Как-то я прочла его забавное стихотворение «Парламент»:
«Там гуляют гуляны
Там болтают болтуны
Там свистают свистуны
Там долбятся долбуны
Там наглеют наглецы
Там подлеют подлецы
И балдеет там балда
Остальное ерунда».
Еще помню его проникновенные, западающие в память строки из стихотворения «Реквием» по доброте и теплоте напоминающие мне Есенина:
«Здесь звенел аккордеон,
я стоял, мечтая,
а теперь осенний лес
ветками качает…
Я теперь уже не тот,
стал больным и старым,
а когда-то начинал
пареньком удалым!»
Сейчас художник занят подготовкой своей персональной выставки «Политики и политиканы» в иерусалимском Музее Гуш-Катиф.
Успехов тебе, Борис!