Посвящается Сергею Соловьёву
Старинный парк уже оделся листвой, ещё не успевшей покрыться сизой городской пылью и заманивал свежим весенним ароматом всех окрестных перелётных и не перелётных птиц.
На ветках старой раскидистой липы, также молодящейся в эти ласковые дни, примостилась неприметная соловьиная пара то ли обсудить какие-то свои птичьи проблемы, то ли просто отдохнуть.
Соловьиха сидела, нахохлившись, не обращая внимания на прихорашивающегося рядом соловья, и была похожа на сердитую квохшу. Казалось, ни тёплый майский вечер, ни вновь зазеленевший парк, играющий весёлой листвой, не радуют её.
Соловей пытался растормошить свою подружку лёгким пощипыванием в крыло, но она только фырчала в ответ, совсем как свернувшийся в клубок ёжик.
- Ну, что на тебя, право, нашло сегодня? Может быть, я что-то не так сделал? - размышлял Соловей вслух, поскольку ничего кроме фырканья не смог добиться от Соловьихи.
- Вот именно! - встрепенулась та. - Вот именно! Не так сделал! Конечно, не так! Вон, полюбуйся, даже бродяга Воробей увёл для своей Воробьихи скворечник со всеми удобствами из-под самого носа у скворцов!
- Но я же...
- А Щегол для Щеголихи импортный пух достал!
- Но...
- А у Малиновки муж в саду американского посольства работает!
- Так ведь...
- Даже Пеночка пенки со сливок снимает, а я? - всхлипнула Соловьиха.
- Дорогая, я ведь тоже для тебя стараюсь что-то сделать. Ты же знаешь...
- Стараешься, стараешься. Да что ты вообще в жизни сделал? – не унималась Соловьиха.
- Но ведь я же певец, - защищался Соловей.
- Кому нужно твоё пение, идиот? Да и поёшь-то ты хуже Ворона!
- Ну, знаешь!..
- Знаю, знаю, - распушила хвост Соловьиха. - Дура я была, что на твои уговоры согласилась. Вон Ворон давно в жёны зовет. У него и дупло свое есть, и даже часы золотые. Говорит, заморский раджа подарил.
- Часов у меня нет, но ведь пение мое всем приносит радость, - пытался объяснить Соловей. – Все люди и даже Ворон с удовольствием слушают мои песни. Радость – это такое состояние души, когда любое существо на земле превращается в истинного творца!
- Вот и живи со своей радостью, - Соловьиха вспорхнула с ветки и исчезла в сгущающейся над парком темноте.
Соловей некоторое время сидел, молча, не шевелясь, но вдруг поднял к заполнившим вечернее небо звёздам свою грациозную головку и над Сокольниками полились необычайно прекрасные трели соловьиного плача.
Внизу, под липами, тьма казалась гуще и там, на скамейке, прикрываясь этой темнотой, как плащом, сидел человек. У его ног белело множество окурков. Видимо, он расположился на этой лавочке довольно давно и, выкурив очередную сигарету, бросал окурок себе под ноги, не обращая внимания на стоящую неподалеку урну.
Однако необычайная соловьиная трель отвлекла его от собственных вязких, как болотная топь, дум и он, прислушиваясь, пытался высмотреть певца в тёмных кронах дремучих лип.
- Ишь ты, что вытворяет, - еле слышно произнес человек, - можно подумать, в царстве Печали петь обучался. Только откуда ему знать про печаль? Такого знатного певца подруга не бросит, не то что... Эх, ладно, - досадно сплюнул человек, загасил башмаком очередной окурок и побрёл по вечерней аллее к дырке в заборе, за которым весело горели разноцветные окна домов, а вслед ему из темноты лились удивительные печальные трели о не нужной никому радости жизни.