Художественное уподобление друг другу предметов, существ и явлений есть отголосок давнишнего пребывания человека в блаженном состоянии младенца, когда внешние различия, в силу отсутствия интеллекта, не препятствовали восприятию Единства. Но такое бессознательное счастье - не вполне счастье, и потому то, что знал наш дух, понадобилось осмыслить рассудком - дабы мы узнали о своём знании.
Радости беззаботного животного суждено было вырасти в радость Творца. Неосознанное отождествление предмета с его Сутью должно было смениться сознательным созерцанием Бога на земле. Счастье заменялось счастьем, и утрата сказочного ощущения цельности всего сущего не предвиделась в таком страшном размахе, в каком она вдруг явилась...
Чудовищная пропасть пролегла между предметом и Сутью его. Но осталось желание счастья. Из глубин сердечной памяти доносился слабый голос, будящий тоску по утраченному Эдему. Всё едино! Всё на всё похоже. Духовная тугоухость, однако, эту внутреннюю идентичность перенесла на внешний, или околовнешний, мир. Родилась метафора. Естественная вначале, со временем она всё определённее стала являть собою последствия тугоухости. Число родственников предмета, по идее, должно было бы быть бесконечным, но реалии внешности противоречили этой несомненной истине: яблоневый лист не похож на понедельник. Однако поэты упрямились, отчаянно и отважно принося в жертву желанной Благодати всё, включая и саму возможность быть в ней: метафора, сводя насильно и без разбора всех со всеми, из средства единения обратилась в орудие всеразобщающей неразберихи и антагонизма. И вместо заветного эликсира бессмертного Блаженства в этой адской лаборатории выпестовали вирус удовольствия - удовольствия от разрушения, внушающего пьянящую иллюзию власти над материей. Не белой магией познания, а чёрным огнём вожделения и беззакония вызывались к жизни всё новые и новые душераздирающие сравнения и образы, влекущие своих создателей ко всё большей и большей "смелости"...
Подлинная смелость, однако, в другом. Смелость - быть посмешищем для неврастенических апологетов хаоса, у которых, вопреки логике, всё похоже на всё, и одновременно вызывать раздражение у индивидуумов с заплесневевшим воображением, способных замечать лишь самое примитивное сходство. Смелость - сказать себе и всем: "Всё похоже на Всё, а значит - НИ НА ЧТО НЕ ПОХОЖЕ!" Ниначтонепохожесть - сердце предмета, его подлинная, неисчерпаемая ценность, в одинаковой степени присущая и всем остальным предметам, существам и явлениям. Вот где скрыт знак абсолютного равенства между листом яблони и первым днём недели! С таким содержимым уже не угрожает тупик исчерпаемости слов и представлений. Напротив, под внешностью слова обнаружится целая цепь потайных слов, как в матрёшке. Снимая покров за покровом, делая свою речь всё тише и тише, можно добраться до того самого потерянного и столь рьяно искомого Волшебного Слова, которое было в начале, которое было у Бога и которое есть Бог.
Будущее принадлежит художнику-аскету, создающему божественные поэмы не столько пером, сколько улыбкой.