По ухмыляющимся физиономиям охранников он понял, что его ведут на очередную пытку.
- Вчера вливали воду в легкие…Что сегодня?! … Они давно уже поняли, что я не террорист… Но – сириец! Учился в Союзе! Именно это особенно раззадоривает их живодерский инстинкт. Хотят сломать меня…
Его протащили мимо рядов обнаженных и связанных людей. По проходу расхаживала девица в униформе. Нет, она не била пленников в промежность. Она просто периодически делала вид, будто собирается сделать что-то подобное. Ей нравилось вызывать гомерический хохот самодовольных храбрецов: по двадцать человек с крупнокалиберными пулеметами на одного заключенного. Все это издевательство они называли "утонченной психологической пыткой".
- Их задача – растоптать личность, настолько смешав ее с грязью, чтобы для заключенного даже предательство казалось возвышенным событием какой-то другой жизни, уже недоступной тому червяку, той твари, в которую он превратился.
Для этого они хотят, чтобы я почувствовал себя в чем-то виноватым… И тогда они смогут сделать так, чтобы даже самые сострадательные люди были не свободны видеть во мне человека. Все мои знакомые неизбежно станут меня - если не сумею найти выход - не только жалеть, но и непроизвольно презирать. И вовсе не за мои прошлые дела, а за то, что эти садисты здесь со мной сотворят.
Его дотащили до камеры пыток. Послышался приказной командирский голос:
- Признавайся, мразь! Русские тебе не помогут!
Сириец молчал, вызывая непроизвольное удивление и уважение палачей, которое оборачивалось к нему их инстинктивно бешеным гневом...
- Меня не зря учили московские профессора, что - даже если ты чувствуешь себя виноватым - ни в коем случае нельзя принимать вину от других… Да, именно из чувства вины рождается совесть. Но это случается только тогда, когда у человека есть возможность оставаться наедине с самим собой, и закрыв дверь на ключ, принять тяжесть вины, прислушиваясь только к свободному и искреннему голосу любви к людям...
В железной клетке, куда его бросили после пыток, измученный заключенный был виден охранникам, как на ладони, чем бы он ни занимался и что бы ни делал.
- Стало останавливаться сердце. С каждым разом все определеннее. Но я не подам вида… Мое сердце не в их власти! Оно поможет мне! Это единственный способ сохранить здесь человеческое достоинство… и чистую совесть...