Когда свет твоих фар в темноте делается неразличим,
Становится ясно, что у тоски может вовсе не быть причин.
И что время – самая страшная из всех существующих величин,
Нам оно и врач, и палач, и верховный судебный чин:
Судит, лечит и сносит голову, коль уж неизлечим –
Все за то, что мы вместо лица носим сотни разных личин,
И когда нужно сказать о главном – всегда молчим.
Потому что страшно быть уязвимым, слабым, душой нагим,
Это в детстве все было просто: вот тут друзья, а вот тут – враги,
А теперь ничего не понятно – тебе лгут – и ты солги,
Только каждая ложь, как камень, от которого по воде круги.
Все куда-то бегут от себя, от мечты, от жизни – и ты беги…
Стало сложно быть настоящим, и не таким, как все – а другим –
Просто счастливым, доверчивым, нужным кому-то и дорогим.
Хочется проснуться однажды утром, свои желания обнажив,
Разрешить себе быть счастливым, пусть даже ничем это не заслужив,
Не искать быстрых выигрышей, легких выгод, больших нажив,
Вытащить из-за пазухи связку воздушных шариков, а не ножи,
И раскрасить яркими, смелыми красками жизни унылые чертежи,
Все взорвать границы, перешагнуть все нелепые рубежи,
И почувствовать, наконец, как отчаянно, остро и жарко ты еще жив…