***
Застывший крик таит молчанье елей.
Под шелест снега о стекло балка
Сползаются посланцами метелей
По низким сопкам злые облака.
Мелодией рассеянного света
В туманной свейке катится луна,
И тайнами грядущего одета
Идёт на царство мгла и тишина.
Тогда в долину сна летят виденья
О неразрывных сферах бытия,
И гадами гремучими сомненья
Впиваются как жала-острия.
Бесчисленные жертвы очищенья
Питали пламя в поисках добра...
Но стоит ли святое причащенье
Распятия, забвенья, топора?
Ревёт поток приверженностей, мнений,
Историю по-своему творя,
Храня росток надежды поколений,
Вкусивших плод запретный Октября.
Наш гегемон инертен, словоблуден,
Пьян без вина, бездеятелен, туп...
Но вознесён, и, значит, неподсуден.
Смердит и разлагается, как труп.
Ведущий
в этом бешеном потоке
Теряется, ручонками суча,
Смывает грязь в сомнительном истоке,
Ссылается на опыт палача
И крепит зону новыми замками...
А мы, во имя названных святынь,
Куём замки послушными руками,
И гвозди,
И несём свои кресты.
Горят костры, светлеет за порогом.
Мы вновь готовы всё перенести,
Опять добры,
послушно верим в бога,
Кумира
и незыблемость пути.
Так волны мерного прибоя
Несут в себе знаменья боя,
Летящий гром, слепящий вал
И саван пенных покрывал...
Но рушатся в прибрежных скалах,
Дробятся, падают устало,
И стрелы яростной тоски
Глотают серые пески.
Змеиный шелест злоязычья –
Всё, что осталось от величья...
И снова мелочные сны
Ползут из млечной глубины.