Там, где столетние липы сплелися ветвями,
Там, где по скалам под солнцем Гаронна шумит,
Там на холме, разрушаясь, ветшая с годами,
Мрачный безжизненный рыцарский замок стоит.
Окон печальных пустых там чернеют глазницы,
Крики совы по ночам раздаются в тиши.
Мрачно взирают на звёзды слепые бойницы,
Мост на цепях опущён, но нигде ни души.
Шорох послышался, гул под землёй прокатился,
Замок вздохнул глубоко, и почудилось мне:
Каменный лик на мгновенье его оживился,
Яркое пламя, как солнце, блеснуло во тьме.
Пламенный столп, разрастаясь, над кровлею взвился.
И засиял, заискрился вдруг тусклый гранит.
Огненный луч, промелькнув, вдруг о стену разбился
И осветил над воротами рыцарский щит.
Как же, скажите, безгласный, молчавший веками
(или быть может всё это – луны колдовство?),
Только ожил и поведал легенду мне камень.
Гулок, как стон, и печален был голос его:
«Яркие флаги плескались на башнях и в залах,
Жизнью лучилися мёртвые стены мои,
Сидр и вино в изобильи хранились в подвалах.
Жил здесь гасконский барон Антуан де Брильи.
Семь поколений Брильи прослужили короне,
Той, что под знаменем с лилиями и львом.
Семь королей, умирая, сменились на троне,
Вот наконец и восьмой поднялся на трон.
И молодой де Брильи при дворе появился.
Смело ступая, к Людовику он подошёл.
Сняв свой берет, до земли королю поклонился,
Беден, как всякий гасконец, но горд, как орёл.
Король усмехнулся, поймав взгляд барона лукавый:
- Что ж, сударь, желаете шпагу свою мне продать?
Я знаю гасконцев – дороже богатства им слава,
Хоть ей невозможно в камзоле дыру залатать.
- Что ж, предки мои этой дружбой всегда дорожили.
Ах, если б вы знали, как милость я вашу ценю!
Я буду служить, как отец и как дед вам служили,
Пусть жизни лишусь, если клятве своей изменю!
Казарма, ученья, дуэли – всего понемногу.
Не вам объяснять, как уныло солдата житьё.
Считал де Брильи, что забыт королём он и богом,
Пока как-то раз во дворце он не встретил Её.
Она промелькнула, глаза опустив и робея,
Когда наш барон протянул уже руки свои.
Он взглядом её проводил и промолвил, краснея:
- Пропал ты, видать, ни за грош, Антуан де Брильи.
С Англией скоро война. И предвидя разлуку,
Коль скоро он девичье сердце украл, и взамен
Мадлен наш барон предложил своё сердце и руку.
И часто к нему в караул прибегала Мадлен.
Те страшных три года в аду, защищая корону,
Он белое с лилией знамя пронёс сквозь бои.
Раненый в грудь, загорелый и пропылённый
Въехал с победой в Париж лейтенант де Брильи.
И в этот же вечер, с коня у таверны слезая,
Он вкрадчивый шёпот услышал. Качнулась земля…
«Увы, де Брильи, ты не знал, что твоя дорогая
Уже третий месяц любовница у короля».
И взор загорелся! Уже не владея собою,
Бедняга барон ко дворцу поскакал напролом.
Он, бешено шпагу сжимая, ворвался в покои,
Забыв, что сей муж да пребудет над ним королём!
Его властелин, в кружевах и цветах утопая,
В глазах де Брильи не увидел ни радость, ни лесть.
Смущённо король произнёс, на шаг отступая:
- Скажите же, сударь, нам правду: что нужно вам здесь?
- Верил я вам, но меня обманули вы оба.
Как видно пришёл, к сожалению, смертный мой час.
Кто клялся служить своему государю до гроба,
Тот клятвы своей не нарушит пред вами сейчас!
А я добровольно себя обрекаю на муки.
Ты правду хотел, государь, ну так что же, изволь:
Пусть же гасконская кровь обагрит твои руки!
Я, де Брильи, презираю тебя, мой король!
Пламя бушует в груди, потушить не надейся.
Как же такое могло приключиться с тобой?
Видно тебе, моё бедное глупое сердце,
Кажется мало полученной раны одной.
Шпагу приставив к груди, барон рассмеялся,
Только не дрогнуло сердце, пронзённое вновь…
А побледневший Людовик напрасно пытался
Смыть с золотого шитья гасконскую кровь.
Там, где столетние липы сплелися ветвями,
Там, где по скалам под солнцем Гаронна шумит,
Там на холме, разрушаясь, ветшая с годами,
Мрачный безжизненный рыцарский замок стоит…