Крещенский снег был рыхлым, слабым, серым.
Совсем не тот, что я всегда любил.
И он хрустел, скрипел толченым мелом,
Не отражая блеск ночных светил.
Я вез салазки, в них в тулупе старом
Немудрая закуска, самогон,
А девки хохотали за амбаром,
Наверное, гадали «на амвон».
Я докурил свою собачью ножку,
Ну, думаю, я к куму не спешу,
Я подкрадусь к амбарному порожку
И девкам их судьбину предскажу.
Ладони зябли, заскорузлы пальцы,
Мозоли на ладонях — ну и пусть.
Хохочут девки, скачут словно зайцы,
Им не услышать снега тусклый хруст.
Одна деваха юбку задирает,
Смеется, задыхаясь, и кричит:
«Погладь, суседко!». Рядышком вторая
Знать, не болит у них радикулит.
Погладил ягодичку, не стесняясь,
Да и пришлепнул смачно с матерком.
Такая вот невиннейшая шалость,
А девок словно сдуло ветерком.
Я хохотал, покашливая, долго.
Вдруг обернулся. Ну, а санки, где?
Амбара тихо щелкнула щеколда,
Когда возился в глупой чехарде.
Суседко утащивший самогонку,
Меня, наверное, долго вспоминал.
Я заругался опосля вдогонку,
Богатый вспоминая арсенал.
Пришел я к куму, трезвый и угрюмый
Чайку попили, да на печь легли.
И нам светил крещенский месяц юный
Из-под дверной рассохшейся щели.
Первое место на Первом клон-блице у Цветочницы Анюты.