Он теперь, как кофе, нам – рода непонятного,
чёрный, перемолотый, в кружке с кипятком, –
может лечь кому-нибудь на одежду пятнами,
может и порадовать утренним глотком.
Кто не доносил его, кто его вытаскивал
раньше срока-времени, разве разберёшь...
Вот и ходит пó миру испитой, неласковый,
сшитый из невежества и дублённых кож;
связан обязательством жить не по понятиям,
с памятью ущербною и с огромным лбом...
Кто его заваривал, стал ему приятелем,
сеет жизнь разумную ленью и трудом.
С непонятной лихостью мчится он по лестницам,
лезет, как в окошечки, в самых разных нас...
Я спешу на крышу с ним, – пусть там перебесится,
с небом он не справится
миру напоказ.