Там, где галочкой стих
вырывается с криком из сердца,
и дымятся костры,
и кадят кровью спекшихся дат,
стихотворчество - шов,
хирургический ад,
воскрешенье младенцев,
чтобы снова сквозь строй их прогнать
неизвестных погибших солдат.
Чтобы те, кто давно
в нашей братской могиле уснули,
пробудились от спячки,
от звука хлыста - своих собственных рук -
в перьях крыл черной галочки
с синим узлом передачки
в красном клюве - за прутья
предательств, смертей и разлук.
Чтобы там - под софитами звезд -
этот пот, эта мука подмостков,
этот пост тишины, этот хлыст из оваций
и жаркая краска стыда
разбудили зарю, -
и зеленую медную горстку
чьих-то слез по лесам - разбросали
горячие губы акаций,
колокольных, бобовых,
чтоб ими звенела и пела
цветная вода.
И весна началась,
и грачи прилетели,
и раздвинув - как в храме - завес
по рядам потекла - тишина:
так густа и мощна, словно в горсти дерев
дым от лопнувших почeк,
незримый, черненый почти -
сам собой обомлелый,
и слезами, случайно забытыми мертвыми зимами в теле:
то - что живы... да что там,
хотя бы с одною слезою -
на подмостки - сейчас - мне - взойти,-
чтоб проснулась весна.