Выхожу из невидимости через сиреневый вакуумный коридор. И слышу камерную музыку – она стучит в висках ритмом шагов. Ноги путаются в обрывках бумаги, исписанной мелким почерком о смысле, здесь на полу у сумасшедшего. Иду с лилово-зелёными незрелыми тюльпанами в обнимку, а в лицо снег метёт. Плечи выгнуты как натянутый лук. Иду к тебе. В тебе, я вижу, что-то есть женское. А во мне – мужское теперь. А может, это все условились так называть… Джаз. Влилась в форму тела, в мягкость кресел, в которых мы утопаем. Тает, пьём горячий коньяк с чёрными бабочками. Ни о чём и не говорим. Лицо – чёткие очертания, чёрно-белое решение, мягкие полутона и одна цветная синяя вставка. Магнитные складки шёлкового шарфа. Кислотой тишины растворяются голосовые связки, виолончель тонально съезжает вниз и чуть приподнимается. Я смотрю от плеч к острым локтям. По напряженной коже жёлтого платья мое внимание пролилось на блестящий паркет и липнет к подошвам твоих туфель и набойкам каблуков. Корсеты на моих скулах, шее, переносице, кромка волос натянута – всё это пока ты меня рисуешь на картоне угольным стержнем. А я вглядываюсь в подробности этого акта через свой монокль, автоматически нащупываю кнопку бесполезного диктофона, делаю стратегические наброски на ближайшие полчаса, как я буду опаздывать и успевать всё за секунду, подкачивая икры ног в ходьбе, мокрая от снега, заучивать новые слова, запоминать визуально цифры... Но тут же таю под твоим солнцем на 90 %, улыбаюсь мятной улыбкой, стеснительно рассматриваю свои неухоженные ногти.
2001 год