- Заедем в Бекабад, - сказал шофёр, -
Там есть один приличный магазинчик,
Где продают сухую колбасу
И рыбные консервы из лосося.
Бывает и получше дефицит.
- Заедем, - я сказал ему бездумно.
И, круто развернувшись, мы помчались
По пыльному просёлку в Бекабад.
Стоял октябрь,
Летела осень в бездну –
К дождям,
Которые могли
Темно упасть
На хлопок
Непогодой
И погубить
Победный урожай.
Распаханная ширь Зафарабада
Коробочками белыми дымилась,
Поля кружились в бесконечном танце,
Летел навстречу знойный ветер с пылью,
Напоминая,
Что совсем недавно
Здесь колыхались жёлтые колючки
По всей степи Голодной до Джизака
И не было спасенья от тоски.
Мы с тётей Фридой ездили за Раей,
За дочерью её, моей сестрою,
Она трубила со своим литфаком
На сборе хлопка целых пять недель.
Не виделось просвета в этом бденье
"На благо родины".
Казалось,
Что вернулась
Жестокая военная страда –
Ни отлучиться,
Ни уехать в город,
Чтобы бельё сменить -
С побудкой ранней
Вставай,
И целый день
Царапай руки,
И наклоняйся
Мерно,
Как болванчик,
Чтоб вытащить комочек белой ваты
И сунуть его в фартук.
- Не могу! –
Сказал нам на хирмане
Толстый дядя,
Угрюмый,
Весь в ремнях и портупеях. –
И не просите.
Вот пришла депеша
Из центра,
Требуют отмены
Всех отпусков.
- Но мы всего на вечер, -
Вздохнула тётя Фрида,
Завтра утром
Она вернётся.
- Нет! – отрезал дядя.
И Рая, кулаком размазав слёзы
По пыльному лицу,
Умчалась в поле,
А мы ни с чем поехали назад.
И тут шофёра будто осенило:
- Заедем в Бекабад,
Ведь это рядом,
И дефицит придётся нынче кстати.
Все согласились с этим утвержденьем.
Мы молча укрощали километры,
Мотор уже ревел от перегрузки,
Ссылаясь на жару, на пыль, на время,
Которое застряло, словно солнце
В зените.
На минутной суете.
Вдруг окрик:
- Стой!
И мы в кювет влетели.
Флажками перечёркнута дорога,
Как видно, больше некуда спешить.
К нам подошёл другой усталый дядя,
Опять-таки в ремнях и портупеях
И закричал визгливо:
- Кто такие?
Мы молча показали паспорта.
Небрежно посмотрев на документы,
Усталый дядя молвил:
- Не могу я
Вас пропустить -
Хлопковая страда,
Мобилизация,
Военные законы.
Вылазьте из машины –
В поле, в поле!
- Надолго?
- Извините, как придётся.
Мы фартуки надели
И уныло
Отправились спасать победный хлопок,
Который даже с помощью студентов
До рапорта не может дотянуть.
Когда, оторопев от долгой пляски
Среди кустов,
Мы выбрались на волю,
Сгустились сумерки,
И жёлтые огни
Горели на хирманах.
- В Бекабад! – твердил шофёр,
Любитель дефицит.
Мы пролетели мимо цемзавода
И в улицу вонзились,
Как торпеда
В неуловимый корпус корабля.
Вечерняя гремела тишина,
И не было людей,
Лишь чьи-то тени
Безропотно скользили по асфальту.
- Эх, опоздали! – вымолвил шофёр
И от досады дунул в сигарету.
- Всё зря! – запричитал он –
День пропал.
- Мы вам заплатим, - робко попыталась
Смягчить его волненье тётя Фрида,
Но бедолага лишь махнул рукой.
И в это время подошла к нам Лола,
Она сказала:
- Милые, подбросьте
Меня хотя бы до Фархадской ГЭС,
Прошу вас.
- А, садись! –
Махнул рукою
Шофёр
И оживился:
- Как я забыл?
Ведь нынче
У плотны
Мы запасёмся рыбой - судачком
Или сазанчиком копчёным.
Вот спасибо!
И Лола, словно бабочка, впорхнула
В салон машины.
- Здравствуйте!
Вы кто?
Перезнакомились.
У Лолы – чёткий профиль,
Глаза чернее слив,
Гортанный говор -
Красивая девица!
Тётя Фрида
Спросила сходу:
- Милая, скажите,
Вы не еврейка?
Очень уж похожи.
-Нет! Нет! -
И Лола звонко рассмеялась. –
Таджичка я!
Таджичка из Ганчи.
Хотя…
Она задумалась,
И тени
Помчались по лицу:
- Мне часто снится
Какая-то нелепая картина –
Несётся поезд
Сквозь огонь пожарищ,
В вагонах – давка,
Стонут старики,
Рыдают женщины,
А за окном – зима,
И снег, бескрайний снег
До горизонта.
Откуда это – и сама не знаю,
Наверно,
Книжек
Начиталась.
- Может быть, -
Сказала тётя Фрида,
А в меня
Вползла тревога раннего прозренья.
Р.Маргулис