А мысли вновь пришли случайно,
но рождены они не мной,
навеяны пороком тайным,
ложились рифмою скупой.
Под гадкий скрип колёс трамвайных,
сирены сиротливый вой,
напомнили про грип свинной,
а заодно, про секс оральный.
И плыли образы потоком,
каскадом пепла и огня,
уже неодолимым роком
и мукой стали для меня.
Ведь вдруг повис я вверх ногами
и образы уже пусты,
и зацепился за кусты
своими новыми рогами.
Больная голова родИла,
а мозг извилиной буял.
То ли собака наложила,
то ли ваятель наваял.
В стихах есть свой сюрреализм,
в нём чья-то жизнь и чья-то сила
и стал сильней, чем онанизм,
а мне - страшнее, чем горилла.