Посвящается Тарасову Дмитрию Степановичу, бывшему 12-летним подростком весной 45-го,
чей рассказ лег в основу этого стиха.
В сорок пятом дышало надеждой
все вокруг в Ленинграде суровом,
робко-робко, как первый подснежник,
мирным снова учился быть город.
Шел майор, как обычно гуляя,
на плечах чуть накинув шинельку -
офицерская стать, фронтовая,
был, казалось, таким он от веку.
И шпана вся окрестная знала,
что майора фамилия - Тучин,
распорядок его наблюдала,
забывая о драках и бучах.
На груди золотые звенели
в боевом построении награды -
пацаны любовались и млели,
словно не было больше отрады.
И никто уж теперь и не помнит,
кто же был тот майор пунктуальный -
в артиллерии был иль танкистом,
летчик ли авиации дальней.
Каждый день проходил он заправски,
точно в срок, словно стрелки подводит -
мимо роты, бренчавшие касками,
козыряли в приветствии сводном.
И привычным маршрутом шагая,
наблюдал - Ленинград оживает -
слышны звонкие звуки трамвая,
майским солнышком мир согревает.
В день обычный вышагивал споро,
наш майор променад совершая...
под полуторку, словно под скорый,
бросил тело свое, сокрушая...
Все кто были там, остолбенели...
а потом подбежали к майору -
рукава два пустых под шинелью,
приоткрылись доступные взору.
Словно молнией всех шибануло -
был майор оказалось безрукий,
чаша эта его ни минула -
бог войны оторвал его руки.
Отвезли вмиг обмякшее тело
к эскулапам из местной больницы
и бывает такое ведь дело -
с того света вернулся вновь Тучин.
Бобылем в целом свете остался -
всю семью поглотило блокадой...
на немецком кресте распластался,
как Христос, изувеченный адом.
Сквозь года его след затерялся,
красной нитью остался лишь случай -
Ленинград сорок пятого года,
под полуторку бросился Тучин.
30.01.13