Приходится на улицу ходить,
чтоб божий мир ногами ощутить.
Там голуби харчатся на снегу,
на люках, подоконниках и крышах,
и всё у них в полёте, на бегу,
и всё за ними в ядовитых жижах.
А небо в тон затянуто чумой,
но серою, вонючей и родной.
Вот под неё, да в месиво двора,
бабулька и сосед полувоенный,
со псинами, как два ветфельдшера,
явились, проявляясь постепенно.
Поодаль пьяницы кляли свою судьбу,
а заодно чужую голытьбу.
Так сетовали в криках с бодуна,
что кажется весь мир им был обязан,
но только вот не шавки, и одна
облаяла болезных безбоязненно.
Затявкала вторая с ней вдогон,
так и случился сучий унисон.
Вот ведь какая трепетная жизнь,
всё держится пределами разрыва.
Когда напряг, дворняжек урезонь,
не становись первопричиной взрыва.