"Тебя не было на свете, малыш,
и на самом деле нет до сих пор."
Жене Бильченко.
Я - волчонок, я ещё очень мал,
но с пелёнок одинок-одинок.
И уютная нора мне - тюрьма,
и не мил весёлый новый денёк,
и не балует лесная родня,
неприступная скала - мой удел
от того, что волчий мех у меня
от рожденья непростительно бел.
Пел я раньше в хоре серых волчат,
но услышав дерзкий, злобный фальцет,
дирижёр сурово мне проворчал:
"волчий хор у нас, не сольный концерт."
И тогда я понял: выть на луну
обречён изгой до самых седин.
Я любую песню сам дотяну,
даже если миром буду судим.
Хочешь, выманю звезду в небеса,
хочешь, души выну прямо из тел,
поплывут они туда, где роса,
как прозрачная слеза на листе.
Не скулю, и не прошу ласки рук.
Признаюсь в одном, тоски не тая,
мне так нужен кто-то, враг или друг,
и такой же волк свободный, как я.
Он бы вычислил меня по глазам,
отражение своё уловив,
и в глазах бы прокатилась гроза,
а трава была бы рядом в крови.
И была бы между нами Ничья,
и, уставшие, от драк и от ссор,
мы легли бы у лесного ручья
на двоих делить единственный сон.
А потом бы я сказал: - Знаешь, брат, -
обнажая перед ним белый клык, -
я и рад тебе теперь, и не рад,
с кем-то быть я в этом мире отвык.
Он сказал бы мне: - Братишка, ты прав,
мы друг другу нанесли столько ран,
был виной тому крутой, гордый нрав
двух героев разных сказочных стран.
Разойдёмся до темна, но едва
ночь расстелет в небесах полотно,
зазвучат сильнейших голоса два
в одиночество сливаясь одно.