В домике с мезонином дьявол, задумчив, тих.
Сумерки пахнут тиной, Родина – прелью пихт.
В cтольном давно не бредят выцветшим «рококо».
Знаю, ещё не время, раз умирать легко.
Надо врасти до храма этих бедовых мест.
Ария пилорамы рвёт тишину окрест.
Надо пройти корнями напластованье лжи.
Время стучит баграми, пилы альтуют – «ж-ж-жить»!
Пристань...хоть вечер прибыл, рыбой торгует дед.
Нахрен ему твой «выбор», даже не глянет вслед.
Душит определённость заданной простоты –
время имеет склонность переходить на «ты».
Время имеет право выбрать и кол, и крест.
Уподобленья лава - это, наверно, месть...
полифонии детства, где обреталось счастье,
где абажур над креслом, томно-лимонной масти
скрашивал лунным светом контуры взрослых книг,
там, где пират с поэтом чтили не берег – бриг...
Там, где, тревожно-сложный, мир, словно синий кит,
плыл в разноцветье множеств мимо гранитных плит.
«Будет Вам, рифмователь» - слышу я за спиной,
голос, почти... приятен, голос, почти... живой,
«не подменяйте сути, выбор возможен, но –
меццо или сопрано – третьего не дано».