Человек с большой дороги

       
       
       
                Человек с большой дороги.
       
        Старые сказки и новые сплетни.
        Я оставляю родимый скворечник.
        Я отправляюсь осваивать города.
        Подкован исправно – истец и наследник,
        Потрепанный отрок, властитель вселенной.
        Похоже, что я опять завернул не туда.
       
        На пестрые будни – тусклые свечи,
        Теснят и тревожат, а я ведь не вечен.
        Я вновь набираю в свой отряд партизан.
        Ну, чем не боец – резов и беспечен.
        И уже не до басен, уже не до песен.
        Запал был напрасен, и песня – слеза.
       
        Мои домочадцы мне пишут посланья,
        Давай возвращайся дружок из скитанья,
        Хватит морочить голову простакам.
        Сладко живешь? – Не стало бы приторно.
        Вольготно менять на скипидар скипетр.
        Ну что же – кукушкины гнезда под стать городам.
       
        Зело заговенье с подножного корма,
        С подспудного пойла.Такая, знать, карма.
        Пыль, мох, рыбий мех – хорошая форма.
        Прибавит вам шика, добавит вам шарма.
        Коварны путейцы. Опасна дорога.
        Мы едем далеко. Чу, свист паровоза!
        Привет, страстотерпец! Прощай, недоносок!
        Скатилася с воза какая-то баба.
        Я прав был, природа не терпит коррекций,
        И путь пролезает сквозь ямы, ухабы
        И гарью вокзальной ложится на сердце.
        В вагоне-шалмане загул лицедеев,
        И видно к финалу подходит страница.
        Не зря подсчитал Клайперон Кренделеев,
        Что сорок все ж лучше, чем тридцать.      
       
        Народ нерестится в купейных отсеках.
        Доступны девицы, коль грамотно стелешь,
        И ловко поддержишь любую беседу.
        Стучи по карманам, мети по сусекам,
        В итоге похмелья опухшие веки.
        Эй-гей, человеки, куда же я еду?

        Хотел быть на месте часам к девяти,
        Но снегири русского рельса разобрали пути.

        Это разбег, или это тупик?
        Стою, озираюсь – чужие места.
        Я впереди, или намного отстал?
        Да ладно, какая беда! Не беда, я привык.
         
        А путник что надо,
        Пока его пеленали,
        Он упражнялся в дыханье и крике.
        Нечего делать, способное чадо.
        В эпоху силы и стали –
        Побег земляники.
        Короче, ему были рады.
        То горше был день, а то солонее.
        Слой сахарной пудры по слезам соленым.
        Но в детстве, известно, трава зеленее.
        А детство должно быть зеленым.
        В конечном итоге представился выбор,
        Забиться в подвал или забраться на клирос.
        Письмо опоздало, жилец давно выбыл.
        И снова дорога. Короче, он вырос.
       
        Он вырос, и сразу на выпас.
        Он в пляс, а его за грудки.
        Он вынес, другой бы не вынес.
        Он вырос – кололись ростки.
        Пололись его заливные
        Луга и палились поля.
        А он прорастал сердцем в иней.
        Он жил, чем накормит земля.
               
        Он жил, чем согреет дорога.
        Он пил, что подносит ночь-мать.
        Смеялась душа-недотрога!
        Ну, как тут не похохотать?
        Ну, как тут не лопнуть от смеха?
        Веселый, забавный, смешной!
        И он – скоморох – на потеху
        Себя выставлял. На шов шов
        Легли окаянные годы.
        Сбылись окаянные сны.
        И нЕча пенять на природу,
        Коль сами, как бесы страшны,
        К нему приходили и пели,
        И жизнью, как факелом жгли.
        Засохли и заплесневели
        Косматые дети петли,
        Всеядные дети отравы,
        Бесплодные пасынки слов.
        Для вас все бардак и забава,
        А он то, похоже, готов!
        А он то, похоже, испекся.
        А он то ,похоже, сгорел.
        Не дышится и не поется.
        Видать, отдышал и отпел!
        Свое и вдобавок чужое.
        А как разберешь? Да, никак!
        Видать, он сказитель дешевый.
        Цена его сказкам – пятак.
        Цена его басням – жбан браги.
        Цена его жизни – кранты.
        Мы все оценили, собаки!
        Мы все подсчитали, скоты!
        Коль ты с этой жизнью не сдюжишь,
        А нас ты не ставишь ни в грош,
        Скажи нам, дружок, почему же
        Ты все, горемычный, живешь?
        Живи, задыхайся в потоке затей,
        А жизнь попадет, не промажет!
        Он пишет для нескольких близких людей,
        А мнение мира не важно.
               
        Он дышит для нескольких близких подруг,
        Для нескольких светлых сердец.
        А мы изловчимся – Дай срок – сбудем с рук.
        Пускай не герой, не жилец.
       
        От шепота песен до шелеста сосен.
        От сумерек злых зим до паводка весен.
        От ледяных пасек до трепета весел
        Он прорубал сон, он осушал топь.
        Он нам аукнется. Мы о нем спросим.
       
        Если ты для нас земля – мать,
        Надоумь, как сдержать песни запал.
        Нам бы ему «спасибо» сказать,
        Да в гробу он наше «спасибо» видал.
       
        Человек с большой дороги
        В это время бездорожья.
        Вражья скука. Вечность мига
        И докучливые звуки
        Сопутейцев. От стреножья
        Ни забвенье, ни разлука
        Не спасут – Такая штука.
        В небо шаг – и то все реже –
        Только повод к песнопеньям.
        Соки клюквы, цвет черешен
        Кислотою в едкий натр.
        Он бездонен и безбрежен,
        Ненасытен – чудо-кратер
        Наша память, наше детство,
        Наша молодость-калека.
        Наше вечное наследство –
        Возлюби, сын, человека…
        Полюбили человека.
       
        И опять младильным соком благодать.
        И опять крылатых рифм сотни орд.
        Ему бы женщине «спасибо» сказать,
        Да, беда, язык, как дерево тверд.       
        Как латынь, похоже, он мертв.
        А на мертвых языках не с руки
        Средь загадочных колб и реторт
        Во любови изъясняться с тоски.
        А они всё рука об руку шли,
        Эти самые тоска да любовь!
        Хоть согрей, хоть в дальний путь отошли,
        Только в мертвые его не готовь.
        Он еще подышит!
        Он еще попляшет!
        Он на листе, как на сердце пишет.
        Мало, но зато о самом важном.
       
        Вспомните, вокруг были други.
        Многих то и вспомнить проблема.
        И забыл бы, только радостны звуки
        Этой старой отшумевшей поэмы.
        Этой теплой нашумевшей юдоли.
        Чем занять себя, не знали задачи.
        Не плодили сна. Нет, Господи, уволи.
        А теперь, смотри, кто бредит, кто плачет.
        Эти карты недосуг тасовать.
        Не воротишь срок,  года – птичий пух.    
        Ему бы тогда друзьям «спасибо» сказать,
        А теперь, смотри, кто мертв, а кто глух.
       
        Мне сегодня позвонили – причал.
        Я сегодня отчитался – покой.
        Подсуропил, нашептал, пошкварчал.
        Стало быть, команда – отбой!
        Успокойтесь, это я не со зла.
        Не креститесь, ведь вокруг всё кресты.
        Белой лебедью печаль поплыла,
        В те края где все начала чисты!