Иван да Марья

Серёга Онищенко
         1…
Лениво падали снежинки,
Он шел к тебе, клонило в сон.
Мехов искрилися ворсинки
И виден был твой синий дом.
            Приятно думал он о чае,
            О нежности, о том, о сем,
            Когда нежданного встречая
            К губам  коснешься языком.
Несказанного накопилось много
За этот одинокий год,
Но что слова, слова – дороги,
По ним для чувств закрыт полет.
           Он был юнцом, когда в шинельку
           Переодел военкомат.
           Наивен был и пьяный в стельку,
           Что будешь ждать – безумно рад.
Все было: радости, невзгоды,
Обиды, шишки и друзья.
В любых условиях погоды
Не забывал одну тебя.
           Он возмужал, то в письмах было,
           И ты читала их любя,
           И неожиданно открыла,
           Что он все сможет для тебя.
Но жизнь тогда менялась круто,
Приоритеты и мечты –
Весенним теплым звонким утром
Ты сжечь решила все мосты.
То был богатый и красивый
Мужчина весь в рассвете сил,
Сорил деньгами он игриво,
Тебя нечаянно купил.
Не по годам умна ты была,
Чтоб парню службу не губить,
Ты в письмах тихо говорила,
Что жизнь по-прежнему бежит.
А он от этого старался
И заработал отпуск в срок:
Весь окрыленный вмиг примчался
В ваш скромный старый городок.

И вот твой дом, калитка, сени,
Сквозь ставни льется желтый свет.
Заходит он и видит сцену –
В твоих объятиях брюнет.
Застыло все, померкли звуки,
На стенке тикали часы.
Как ватные повисли руки,
Отвисли челюсти, усы.
Все дальше было, как в тумане:
Кухонный нож, удар в ребро,
Брюнет свалился,  словно пьяный,
Так не сказавши ничего.
Потом милиция, соседи,
И безнадежный жест врача.
И слились все в одну обиды,
И сил уж не было молчать.
Ты закричала диким воплем,
А он сказал, как невзначай:
« Маруся, вытери-ка сопли,
И обо мне не вспоминай.»
Брюнет известной был персоной,
Суд без смягчающих решил:
И парень в Тахтамыж, на зону
 На все пятнадцать упылил.


      2…
Шли годы, плыли времена,
Двадцатый век был на исходе.
Сказал нам Боря: «Эх, страна,
Я ухожу, не те уж годы.»
На Новый год для россиян
Сие приятный был подарок,
Ушел бездельник и смутьян,
Оставив жуткий беспорядок.
Разруха в сердце и в умах
Тогда царила безгранично,
И каждый думал о деньгах –
Мораль была вторична.
Что пятилетками народ
Приумножал и строил,
У власти мечущийся сброд
Себе присвоил.
Что ж, нам не привыкать
В который раз быть дураками,
Но как обидно, твою мать…
Не объяснить стихами.
Поэтому, читатель мой,
Вернемся к теме изначальной –
Узнаем, как там наш герой
В местах далеких и печальных.
А быт тюремный лечит раны
Баландой, стужей, кулаком.
И романтического Ваню
Он сделал крепким мужиком.
Не описать всех приключений,
Но от звонка и до звонка
Иван по сроку заключенья
Все отмотал свое сполна.
И вот свобода. Сердце бьется,
Как у влюбленного юнца.
На небе солнышко смеется,
Цветет на улице весна.
Иван идет. Кругом иная
Кипит и варится страна,
И только Бог один лишь знает
Куда же катится она.
Реклама, рынки и трактиры,
Чужие люди и слова,
Повсюду платные сортиры,
И суета. И суета.
Иван мечтал об этом часе
Пятнадцать долгих скучных лет:
Как купит он в вокзальной кассе
К счастливой жизни свой билет.
Стучит колесами возница,
Вагон качает, скоро дом –
Ужели это все не снится,
И нет решеток за окном.
Приехал. Вышел. На перроне
Никто не плачет и не ждет,
И, каркая над головой, вороны
Кружат свой траурный полет.
О, милый дом, дождями вытерт,
Бурьяном затянуло двор,
В разбитых окнах свищет ветер,
И повалился вкривь забор.
Конечно, не забыть былое,
Когда кум зоны на ковре
Сказал: «Крепись, случилось горе:
Конец, Иван, твоей семье.
Отец и мать с малой сестрою
Летели в Сочи отдыхать,
Но рухнул самолет стрелою
В свою последнюю кровать».
Присев на лавку у калитки,
Кольнули снова боль и страх:
Один… Бесплодные молитвы.
И где же Бог?  И где Аллах?


3…
Продав за крохи дом и землю,
Сходив на кладбище к родным,
Иван направился в деревню,
Работать на полях страны.
Село ближайшее Грязнушки
Традиций русских не срамя,
Топило бедность свою в кружке,
В  мошенничестве власть коря.
Да, председатель был пройдоха,
Но сохранил хозяйства часть,
И кто трудился – тот не плохо
Кормил себя, семью и власть.

Ивана приняли прохладно,
Чего же ждать, когда сидел,
Но дали дом с крыльцом нарядным,
Работу и земли надел.
Как  проклятый работал Ваня,
Пахал с заутреней поры.
И уважаемым стал рано
Средь взрослых и средь детворы.
Смозолив в кровь себя и тело,
Печаль земную позабыв,
Он начал строить свое дело
И улучшать свой сельский быт.
Со скрипом падали купюры
В карманы старых тертых  брюк,
Шептались люди, будто куры
У Ваньки денег не клюют.
Росло хозяйство планомерно,
Хватать не стало рук своих,
И поползла молва в деревне,
Что ищет помощи жених.
Ах, женщины, какая скромность:
К Ивану липли так и сяк.
Но он, балда, сама суровость
Не реагировал никак.
Но все меняется когда-то
И, в основном, нежданно, вдруг.
Об этом речь пойдет, ребята,
В главе с названьем: «Про подруг».

Про подруг…
Стояла осень. Листопад
Стелил в прилесках одеяла.
Кричали гуси невпопад,
По небосводу пролетая.

Осиротевшие поля
Дышали негой и покоем,
Крестьян пополнив закрома
Зерном и соей.

Пора прекрасная во всем,
Чудесны дни на бабье лето.
Вечёрку посидеть с ружьем,
Смакуя кислую конфету.


И в ожидании гусей
Случайно вспыхнет мысль шальная:
- Пора бы завести детей,
А то  бегут года, мелькая…

Брехали в очередь собаки,
Село готовилось ко сну.
Туман стелился в буераки
И заливал равнину всю.

Идя домой, дымя цибаркой,
По темным улицам села,
Иван услышал: - Эй, Иванко,
Какой охота-то была?

Смешная баба у ворот
Лузгала семечки вприкуску,
И золотом фиксатый рот
Блестел заманчиво и вкусно.

- Эх, Викторовна, дичь  не та,
  Не так её уж много.
  Вот кряк и два чирка,
И тот едва ни сделал ноги.

- Туман какой! В такую сырость
  Легко озябнуть до костей,
  Зайди погреться, сделай милость,
  На кружку чая для гостей.

Внутри запрыгали бесята,
Как яхонты зажглись глаза:
- Изволь, весьма приятно
  Зайти к тебе, что за базар.
Возможно что-нибудь покрепче
Найдется в домике твоем,
Что бы беседу было легче
Вести с тобою  нам вдвоем?.

Татьяна Викторовна, тёткой
Была приятною во всём,
Хозяйкой доброю и кроткой,
Не повезло, лишь с мужиком.
              Поддавшись юношеской страсти,
              Связалась с ухарем одним,
             Зелёнозмиевской напастью
             Он оказался одержим.
Сначала пил, но был мужчиной,
Затем стал руки распускать,
И, не смотря на кроху сына,
Пришлось Татьяне убежать.
Собрав нехитрые пожитки:
Сынишку Федю, чемодан,
Под вечер скрипнула калиткой
И растворилась сквозь туман.
Супруг её: Сергей Сиянов
Так расставаться не хотел
И в скорости, по пьянке
В своём же доме угорел.
В последний путь односельчане
Снесли Серёгу на погост,
Слова печальные Татьяне
Какие смог, тот произнёс.
За поминальными столами
Все обещали помогать.
И, как всегда, пришлось годами
Всего обещанного ждать…

В печурке трескали поленья,
 С беседой лился самогон,
Под настроение осенние
Нашли себя она и он.
- Ты заходи, я буду рада, -
Под утро молвила она.-
- Не вижу ни одной преграды,
Ведь ты один и я одна.
А если хочешь, буду рядом
С тобою всюду и всегда
И буду я твоей отрадой,
Не пожалеешь никогда…
А что здесь думать: баба в теле,
Мордашкой вышла, вся при деле.
О ком ещё тогда мечтать
В уже наставшие тридцать пять?
- Согласен, Таня, я готов
Делить с тобою хлеб и кров,
Делить и радость, и печаль,
Мне холостяцких дней не жаль.
Будь мне ты верною женой,
Любимой и единственной.
Переезжай ко мне домой
С лёгким сердцем и семьёй.
Но если что, не обессудь,
Люблю порядок я и труд,
Бываю мрачен, зол и груб
Когда всё валится из рук.
Но, слава Богу, детка,
 Бывает это редко.
Сошлись Татьяна и Иван,
Молниеносный их роман
К июлю следующего года
Привел Татьяну к  родам.
И родила Татьяна дочь,
Малышка в батьку  вся, точь в точь.
И с лёгкой папкиной руки
Её Марией нарекли …