видимо, и мне быть твоим юродивым.
негодным, непринятым, непонятным.
волшебников по нынешним меркам берут за грудки,
бьют в лицо, выбрасывают в окна, притесняют в правах,
наступают на пятки.
они в свою очередь осваивают самооборону, берутся за пистолет.
иначе не верят люди, думают, нет волшебников, сказки нет.
а она кругом: в каждом лучике, в каждом из нас.
насквозь пронизывает пальцы, подсвечивает слова.
до того момента, пока не запрокинешь голову вверх,
полные слез глаза. твоих дело рук, Господи?
кричать бесполезно. пресс-служба, увы, занята.
во всю фиксирует новых родившихся, записывает имена.
скажи, у тебя там стройка великая, так нужны рабы?
удобно: здесь их выращивают, а потом на тебе —
прямые поставки с Земли.
пытался понять тебя. посадил на даче укроп, поливал кислотой,
приговаривал: «станешь сильным, расти большой,
устрою завтра потоп».
церковнослужитель на днях угрожал крестом.
говорил: «вера одна, покайся, один Бог,
иные религии все от бесов, Иисус лишь не плох,
закажи молебен и иди с миром подальше, лесом».
как молиться тебе и верить,
если ты весь, как есть,
с ног до головы не в пасте томатной,
не в маслах эфирных, в крови молодых.
стоишь над обрывом, болтает из стороны в сторону.
вселенная грохотом волн бьет под дых.
такие сильные руки, рубашка черная,
я тогда обнял его ночью и больше не встретил в живых.
возможно, где-то в небесном городе,
в центральном театре на старой площади ставят «Король Лир».
тогда ты и правда выбрал лучшего,
и руки твои, Господи, не в крови.