Здравствуй, здравствуй, Любезнейший, — Мой дорогой Визави!
Мы знакомы так долго, что лишни эпитеты титула, имя.
Ведь названьям не выразить: «Сущий» и «Сын зари».
Так давай и не будем играться с ними.
Как же много воды утекло от Начала времён!..
Даже звёзды состарились, кажется, в Вечность.
Даже воздух теперь совершенно не тот Мы пьём,
что окутывал прежнюю бесконечность.
Мир ветшает, мельчает. Не томно уже бытиё.
И на зависть широкой дивиться Нам Летой...
Но не время для глупых иллюзий: Я помню всё
из той песни, кому-то казавшейся спетой.
Помнишь, как Я взошёл над вершинами критских гор,
Первый день выводя пиренейским рассветом,
и Твой яростный, полный немого презренья взор,
означавший изгнанье во Тьму из Света?
Ты был в силе, а Мне оставался один лишь Ад.
Даром люди не ценят Десницу, несущую благо.
Только знай: ничего Я не взял бы тогда назад,
несмотря на гнев тех, за кого Я падал.
Да, конечно, бывает довольно различной на вкус
мякоть яблока с громкой вокабулой Старого сада.
Но подумай: никто на Земле, даже тот сладкоуст,
человеку не смог бы дать больше, чем Я дал.
Ну а Ты... Чем же Ты одарил этот смертный род?
Полной горечи, страха, бессмыслия долей?..
От Антарктики и вплоть до северных самых широт,
где за благо чтут — меньше стенать от боли.
Как Ты мог не предвидеть последствий такому ярму?
Нынче нет уж слепых — времена изменились круто.
Извини, Драгоценный, отныне Тебе — во Тьму.
Впрочем, слышал: из цезарей — дивные бруты...
Возвращаюсь. Прости (лишь за лёгкую резкость манер!).
Знаешь Сам: трудно быть до конца и во всём безупречным —
на пороге свершений великих, зари новых эр...
Не скучай. Ты же видишь, что это — навечно.