Рассказ
Уже заря снимает звезды и фонари на Невском тушит,
Уже кондукторша в трамвае бранится с пьяным в пятый раз,
Уже проснулся невский кашель и старика за горло душит,
А я стихи пишу Наташе и не смыкаю светлых глаз.
Даниил Хармс. Неизвестной Наташе
___
Прекрасна спящая Наташа. Во сне ей видится страница.
И мелким почерком - про звёзды и городские фонари.
Ей так волнительно, что кашель изводит бедную девицу,
И душит грудь, а совесть шепчет: беги к поэту и умри!..
Наташа комкает подушку, спросонья, лёжа в непонятках:
Что делать ей всего скорее - остаться или умирать?
Но что-то шепчет ей на ушко:
Спокойно. Действуй, но с оглядкой.
Причина боли, беспокойства - его тетрадь, его тетрадь.
Поэт молчит, но часто пишет и посылает деве импульс.
Его вибраций не измерить. Поэт от них - то жив, то мёртв.
Такому автору важнее владеть тобой, впадая в искус,
И чем становишься влажнее, тем больше он собою горд.
И постепенно оглупляя, тебя в читателях имея,
Поэт во сне к тебе приходит, чтоб окончательно добить.
И ты - беспомощная ляля, обуреваемая змеем,
Как будто связана канатом, не в силах гада разлюбить.
Но вместо жизни - лицедейство давно освоено поэтом,
Оно без чувственных реалий предпочитает - напиши.
Пиши стихи, пиши на мыло... В Наташе слишком много света.
Всё то, что гаду не хватает - своей души, твоей души...
Наташа думает, что сможет очеловечить даже монстра.
Она жалеет и тоскует. А вдруг он болен, одинок?
Её природная задача - стремиться жить, как можно просто,
Но все усилия напрасны и только крепче узелок.
Поэт один - заложник, узник, в плену своих стихотворений,
И этой каторгой доволен, он не в себе, он отчуждён.
А у Наташи лимфоузел, нет перемены настроений,
Тревога в сердце, как иголка. Нет, этих игл миллион!
Наташа бродит по квартире, храня в руке пучок энергий,
Не зная их куда пристроить, кому отмерить благодать?
И нет целебней в этом мире её читательских усердий,
Без них поэту всё - могила, а с ними - способ выживать.
Питая творческую немощь, поэт играет, как в рулетку,
Он переходит все границы, он сам себе и царь, и Бог.
Но больше дьявол, если видит - кругом одни марионетки,
И вправе он за нитки дёргать, изобретая свой мирок.
И не надумана проблема, чужому сердцу не прикажешь,
Наташа мучается, плачет, она уже почти мертва,
И эта сила неизменна, и автор мучается так же.
Но ничего уже не значат её любовь, его слова.