ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ
***
Каких-то читателей было,
Каких-то читателей есть...
А глянешь – раскисшее мыло,
Да пря, да словесная жесть.
Приедешь – «Какими судьбами?!» –
Тот запил, тот в бозе почил,
А с тем соударишься лбами:
«Чевой-то ты к нам зачастил...»
И выйдешь ты в парк, и к разливу
Знакомой дорожкой пойдёшь –
Там, где в небосводец сопливый
Нацелен зазубренный нож.
СТАРИК
Заглядывают сумерки в квартал
Окраинный… Как беглые наброски –
Прямоугольники домов, пруда овал
И бережок, заплёванный и плоский.
Торчит, как нарисованный, в окне
Старик, и занавески криво виснут.
Обычный нищий в собственной стране,
Но не бездомен – в личный ящик втиснут.
Полвека на заводе протрубил.
Помрёт… Уйдет вселенная? – куда там!
Единственную жизнь свою стравил
Компрессорным каким-то агрегатам.
К КАРТИНЕ Э. МУНКА «КРИК»
Вновь задета роковая струнка –
Вспоминаешь, что придет черед…
Странный человек с картины Мунка
На мосту от ужаса орёт.
У него стряслась беда большая,
За его судьбу гроша не дашь:
Этого беднягу удушает
Мирный окружающий пейзаж.
С белыми безумными глазами
И распяленным от крика ртом…
Или мы, того не зная сами,
Видим, что же будет – там, потом?..
Не поймет его лишь тот, кто не был
В пожирающей пространство мгле
Намертво притиснут красным небом
К равнодушной сумрачной земле.
МОГИЛЬЩИКИ
В сторожке кладбища – шум, гам и матом кроют!
Но кто, как не они, заметь себе на лбу,
Нечернозём Земли до донышка разроют,
Пристроят в яму – в человеческом гробу.
Ты умер от тоски иль от сердечных колик –
Кремации беги, языческих костров...
Глядишь, на белый свет всплывешь, как бедный Йорик,
Вторично – буде жив могильщик и здоров.
А потому войди, приветствуй словоруба!
Прожгут тебя очей похмельные лучи.
И чудо сотвори, чтоб не спалило трубы, –
С поклоном поясным литровку им вручи.
***
Ночь – что кубик Рубика...
Хватит мне химер. Но
Давишь тьму из тюбика
Медленно, но верно.
Черный лес за окнами
Сцеплен воедино.
Слабый свет разболтанный
Трогает гардину.
Грани рассыпаются,
И ночная птица
До утра промается,
Чтобы не напиться.
***
Мама, помнишь бельевые метки,
шестизначные номера,
чтобы не терялось бельё в прачечной?..
Проверяли-проверяли,
циферки мелкие,
всё равно пропало наше бельё,
сошло, как снег прошлогодний…
***
Скошенные подбородки,
Фамилии не человечьи.
Гаснущий день короткий
Ватником пал на плечи.
Трубчатые коммуналки,
Тёмное, тёмное жнивьё голов.
Так, ни шатко, ни валко,
Проживается время без слов.
А над всем парит самолёт «Максим Горький» –
Он в надёжности нашего воздуха сомнений не заронит.
И жизнь налаживается,
И каждому гражданину –
По бутербродику с паюсной икоркой
Да брошюрке по гражданской обороне.
***
Допустим: придуман Серебряный век,
И нынче пииты покруче.
Но там – за поэтом стоял человек,
А недопоэтам – здесь лучше.
Петрополя хляби и недра Москвы,
И деланность вздёрнутой бровки...
И некто надутый, всем тычащий «вы» –
Трагический тенор тусовки.
УЛИЧНОМУ МУЗЫКАНТУ В ПЕРВЫЙ СНЕГ
В жизни, вышедшей из строя,
Не старайся, музыкант!
Жить под белою золою –
Невесёлый вариант.
Только музыка! – ты знаешь,
Остальное – снежный фон.
И на грош не наиграешь,
Зачехли свой саксофон!
КИТАЕЦ И СНЕГ
Нападал, и тает.
И старый китаец
лопатой сгребает
и на небо зрит.
А там, во вселенной,
возводят из пены
Великую стену
на тысячу ри.
Но старый китаец
не помнит, не знает,
быльём порастает,
с собой говорит...
***
Чего от нас хотели –
Уж больше не хотят.
В окне угрюмы ели
Который год подряд.
Нудит музы'ка, что ли?
Поёт в мехах вино?
Неволя или воля –
Не всё ль тебе равно?
***
В огромном бардаке,
Где нивы не обшаришь,
Где свет в ночном ларьке –
Единственный товарищ,
Где всё – не тем концом,
Где все мертвы затеи,
И муть перед лицом
Колышется, желтея...
***
Е.П.
Где вы, «гдевочки» восьмидесятых,
подорвавшие сразу туда,
где в балканских предгорьях горбатых
оприходовали города?
Вам не надо на родину... В треске
нипочём не поймете её:
в Петербурге – раздолбанный Невский,
над корявой Москвой – сапсаньё.
Эта тётка в Британском музее,
«со следами былой красоты», –
средь всемирной толпы ротозеев, –
неужели, Ленок, это ты?!
НА ВОКЗАЛЕ
Бежала красная строка,
Чужая речь мне слух терзала.
Я всё терпел… Не для вокзала
Предощущенье тупика.
Их тьмы и тьмы, за рядом ряд...
А выходя, у турникета
Вдруг ловишь напряженный взгляд
То ли бомжа, то ли аскета.
***
Я шел сегодня по окраинам
И видел горы вдалеке.
С души осыпалась окалина,
Душа гуляла налегке.
Кругом бродили люди местные,
И каждый был не одинок.
Гуляй, подруга бестелесная,
Лети, пока не вышел срок!..
Аален, Германия