(Путешествие из Москвы в Санкт-Петербург)
Вот и Кипино. В центре села, за оградой стандартный обелиск-барильеф автоматчик в прощальном салюте, на обратной стороне обелиска опять же стандартная фраза: «Никто не забыт, ничто не забыто». А в ограде среди неухоженных флоксов и кучек полуистлевших сорняков белые плиты с пятью сотнями фамилий в алфавитном порядке. Где-то в середине списка запись: «Майстров П.Л. – рядовой – 18.03.42г». Постоял несколько минут с непокрытой головой, а неуемный дождь продолжал свою работу, оплакивая усопших.
Рядом с мемориалом начало дороги на станцию Лычково – километровый столб с надписью «10км». Лет десять тому назад я прошел этот путь в обратном направлении. Тогда в мае я сначала посетил могилу дяди Иосифа в Залучье, вернулся в Ст.Руссу на автомашине с ленинградцами, которые тоже приезжали на братскую могилу в Залучье, и доехал до Лычкова по железной дороге. Автобусы в Кипино не ходили из-за разлива реки Лужонки, и мне пришлось идти эти десять километров пешком и форсировать Лужонку вброд по грудь в майской воде.
Сейчас дорога, несмотря на дождь, вполне и вполне. Хороший темп – где-то 10-12 минут уходят на прохождение одного километра, только успеваю считать столбы. Пару раз меня обгоняют легковые автомобили: в первый раз в машине развели руками, показывая, что в машине, к сожалению, нет мест; во второй раз разводить руками не стали, так как в автомобиле были свободные места. Вот и Лужонка, 5 километров из 10 пройдены, а вот и окраины Лычкова – до вокзала 4 километра. Перехожу по мосту Полометь – до вокзала 1,5 км. Ужасно обмелевшая река, как только по ней ходят на байдарках?
А вот и вокзал. На входной двери зала ожидания висит солидный замок. Захожу за угол – дверь, открываю – тамбур с двумя дверями входов и на каждом по замку. Прямо в тамбуре раздеваюсь, на мне практически нет сухой нитки: только частично трусы и рубашка на спине под рюкзаком могут считаться условно сухими. Переодеваюсь во все сухое. Правда вторых брюк у меня нет, приходится надеть шорты, взятые с собой на случай жаркой погоды. Немного погодя зал ожидания открыли к приходу поезда на Ст.Руссу. В кассе выяснилось, что никакого дополнительного поезда на Москву не существует, и вообще билетов на Москву на сегодня нет. Остается ждать поезд 19-24 Дно-Бологое, который здесь почему-то называют «шанхаем». Ждем. Рядом со мной на скамейке расположился мужчина. Разговорились. Познакомились. Его зовут Александр Сидорович. Он приезжал к родственникам в село Ямник (мне бы пришлось идти через это село, если бы я направился в Залучье через Чичулино). Сам он уроженец этих мест и был в Белом Бору. Сейчас он собирал здесь справки в подтверждение этого факта. Вроде это дает какие-то льготы, я не понял какие, возможно государство пообещало досрочно расплатиться по счетам на сберкнижке.
Белый Бор в войну был камнем преткновения и переходил из рук в руки то ли 5, то ли 7 раз (по разным источникам). Там сохранилось с войны немецкое кладбище. Удивительно, что даже в столь тяжелых условиях срабатывала немецкая пунктуальность. Время от времени из Германии поступают запросы с просьбой переслать останки того или иного немецкого военнослужащего с точной привязкой к местным предметам, указанием ряда и номера в ряду. Значит, сохранились документы, составленные при захоронении.
Из разговора с Александром Сидоровичем выяснилось, что во- первых, он мой ровесник, а во-вторых, коллега, кончал Новосибирский строительный техникум по сантехнической специальности. Он согласился со мной, что нам повезло с нашей специальностью: так токари и фрезеровщики сейчас сидят без работы, а строитель, тем более сантехник, нужен всегда. Как тут не вспомнить Аркадия Райкина с его тирадой «какой же ты хозяин, если у тебя кран течет не с той стороны». Мы с Александром Сидоровичем как бы звенья в одной цепи: я делаю проекты отопления коттеджей, а он ведет по этим проектам монтаж. Правда общих объектов мы с ним не нашли. Ни Жириновскому, ни Якубовичу проектов отопления коттеджей я не делал (Александр Сидорович монтировал им обоим отопление коттеджей). Зато я рассказал ему о том, что Леонид Якубович тоже наш коллега, кончал факультет теплогазоснабжения и вентиляции в МИСИ им. Куйбышева, и я чуть было не пересекся с ним на поприще трудовой деятельности: его по окончании института распределили в Проектное Управление реконструкции ЗиЛ,а, куда в свое время распределили и меня, только к моменту его распределения я успел проработать в ПУРЗ,е пять лет и перебрался на работу в другое место, но как рассказала моя знакомая, работавшая там до пенсии, Якубович даже сидел за моим кульманом.
Уже работая в МНИИТЭП,е в эпоху «поле чудес» я написал эпиграмму на Якубовича, не зная, что наши пути едва-едва не пересеклись, и эта эпиграмма даже звучала с экрана телевизора в исполнении Аллы Егоровой – работника МНИИТЭП, прорвавшейся на «поле» с 17 захода.
Давным-давно забыт диплом
Снабженья газом и теплом.
Над писательским зудом взяло перевес
Объявление пауз в «Поле чудес».
За разговором мы не заметили, как пролетело время до прихода «шанхая». Против ожидания общий вагон в «Шанхае» оказался вполне и вполне: удобные самолетные кресла, чисто и светло.
Кинолента стала раскручиваться в обратную сторону: Любница, Валдай, Добромыслово, Едрово… К 22-м часам мы были в Бологом.
Александр Сидорович сказал мне, что, вообще-то, в поезде Дно-Бологое имеется несколько вагонов прямого сообщения до Москвы, которые в Бологом прицепляют к проходящему питерскому поезду. Поэтому прежде чем бегать по вокзалу в поисках проходящего поезда или электрички, мы пошли в хвост нашего поезда и увидели, как молодая женщина и мужчина поднимаются по ступенькам в последний вагон, и последовали за ними. Вагон оказался купейным, и мы, как раз, составили квартет. Забравшись на верхнюю полку, я тут же отрубился, ведь предыдущая ночь была практически бессонной. Я не слышал, как в 2 часа ночи нас подцепили к питерскому поезду, как мы останавливались в Волочке и Твери.
Проснулся я сам перед Химками еще до того как заботливый проводник разбудил остальных, предложив желающим чай.
Дома я никого не застал. Валя, не смотря на мою просьбу по телефону из Валдая, уехала в деревню. За пару дней, что я пробыл дома до поездки в деревню, я успел отдать в печать фотопленку, отправил письмо Юрию Алексеевичу, обработал дневник, съездил к тете и свояченице, разыскал Володю (вот я обиделся на него, а может с ним что-то случилось? Слава богу, ничего не случилось, просто очередной поступок, подтверждающий его необязательность.) Почитал ему готовую часть дневника, от которого он был в восторге (возможно заглаживал свою вину). Он даже оправдывал мой одиночный поход тем, что он мог оказаться хуже, пойди мы вдвоем: «киллер не раскололся бы двоим».
Уже перед самым отъездом в деревню, чтобы убить полчаса, я включил телевизор, и надо же такое совпадение – передача «У всех на устах» с Натальей Дарьяловой. Разговор о долголетии, и вдруг знакомое название Чечулино, Новгородская область, интервью с 90-летней жительницей этого села. Чечуля, оказывается, каравай хлеба. Нет, это конечно, другое село, в этом асфальт и, даже коллектив народного творчества (в нашем, как помните, живет два алкаша).
Бабуля рассказывает, что долголетие – следствие ее веселого нрава: песни, частушки и даже пляски, хотя и с клюкой.
Невольно подумалось, как все это контрастирует с тем, что видел я, и каково жителям Уполоз смотреть такие передачи.
Бедная Россия – ведь теперешняя жизнь – это пляски с клюкой!
В это время передача кончилась, и последовал анонс с бравой песней «я всегда беру с собой видеокамеру».
Да, взять бы с собой видеокамеру и отснять хоть немного настоящей жизни России. Впрочем, пешком с камерой…, пожалуй, не под силу, и не безопасно, а, главное, никто не покажет этих кадров по телевизору, куда привлекательней вызывать смех у людей падением в воду – ведь падаешь не ты, а другой.