Эта тема вызывает во мне странный трепет. Кажется, давно сломаны все полемические копья, давно расставлены все точки над I, а истины, как не было, так и нет.
Владимир Маяковский в моём читательском сознании прошёл несколько этапов. Сначала это был «великий пролетарский поэт», «певец революции». Так аттестовала его школьная программа. Потом, в период ослабления коммунистических вожжей, когда появились диссидентские книги, убедительно доказывающие духовную бедность и поэтическую нищету Маяковского, разменявшего свой талант на мнимые духовные ценности, стрелка компаса резко качнулась. В каждом эпитете, в каждой метафоре стихотворного наследия поэта-бунтаря стали видеться наигранность, ложный пафос, поэтическое бессилие. Но и этот период прошёл.
С годами всё яснее видно, что Маяковский не укладывается ни в одну из схем. Он парит в воздухе над всеми теориями, пытавшимися загнать его в прокрустово ложе шаблона или антишаблона. Он парит над этими теориями, ехидно подмигивает и насмехается.
Потому что, как ни крути, Маяковский – гений, а гении не подвластны ни обывательскому суду, ни обывательским оценкам.
Поняв это, я страшно взволновался. Как мне быть с Маяковским, куда отнести его – в свой поэтический актив или же в мусорную корзину парадоксов? Должен признаться, что до сих пор этот небожитель, эта необычная фигура поэтического Олимпа вызывает во мне трепет своей уникальностью и необъяснимостью. Со временем оказалось, что я ни в чём не уверен относительно Маяковского, начиная с его жизни и кончая творчеством.
Видно, не я один такой. Потому что по различным изданиям гуляют теории, касающиеся фактов биографии поэта, его жизни и смерти. Я читал о том, что Маяковский вовсе не он, Владимир Владимирович, а его старший брат Константин. Володя, якобы, умер в младенчестве. Отсюда многие загадки его ранней зрелости и многие несоответствия его жизни. Читал и о том, что поэт не стрелял в себя, а его сразила чекистская пуля, революция любила расправляться со своими, выходящими из повиновения, детьми.
Верил и не верил написанному, временами охватывало отчаяние – и как всё это терпит бумага? Временами хотелось систематизировать странные знания, но они рассыпались, как карточный домик.
Я и по сей день не готов ответить на вопросы – кто же такой Маяковский и каково его место в поэтическом строю? Впрочем, слово «строй» чуждо личности поэта, он всегда выпадает из общего ряда и устраивается особняком, там, где никто его не ожидает.
Мне трудно охватить всю проблематику Маяковского. Да это, по-моему, и невозможно.
Но в заметках, представленных на читательский суд, хочется бегло остановиться на теме «Маяковский и женская любовь», кстати, тоже весьма непростой.
Катаняны, отец и сын, в своих мемуарах, порой убедительных, порой раздирающих душу до сомнения на уровне непонятного прозрения, пытались убедить нас, что единственной и всепоглощающей любовью Маяковского была Лиля Брик, эта фурия высочайшей чистоты и небывалого накала чувств. Прочитав тысячи мемуарных страниц, я понял, что воспоминания, даже самые убедительные и достоверные, так же далеки от истины, как человеческое восприятие мира - и сам этот холодный, бесстрастный, равнодушный мир. Катанянам хотелось, чтобы потомки увидели Маяковского их глазами, чтобы поверили в Лилю Брик, как в гения чистой красоты. Но они переборщили.Ведь никто до сих пор не опроверг с убедительной силой утверждения, что Лиля Брик и её муж Осип не были агентами ЧК. В трагической судьбе Маяковского проглядывет некая мохнатая лапа, и кто знает, кому эта лапа принадлежит. Может быть, и Брикам.
Но я не об этом. Память снова уносит меня в студенческие годы. Я вижу себя первокурсником на полевом стане колхоза имени Микояна, Кагановичебадского района. Осень, октябрь, разгар хлопковой страды. Усталые, пришли мы, ребята и девочки, с поля. Ломит все тело, саднят исцарапанные руки. Прилечь бы.
Но по хирману летит шепоток: «Поэтический вечер. Есенин против Маяковского. Кто кого?»
Есенин только что выплыл из долгого небытия. Его любовная лирика до спазмов в горле заставляет по-новому переосмысливать жизнь, моральные ценности, открывает новые горизонты в поэзии. А что Маяковский? Ясен и изучен вдоль и поперёк, как пять надоевших пальцев на руке.
Есенина представляет преподаватель Неверин, хитрован, любитель сладкой жизни,носитель запретного и манящего зла. Маяковский - это Библер, будущий великий философ, а пока скромный доцент без имени.
Они сошлись, как лёд и пламень. Первым поёт Неверин. Он жеманится и томно глядит на девочек. «Шагане, ты моя Шагане». Девочки ахают, прерывисто дышат, им хочется вкусить непонятной и влекущей любви.
Но встаёт Библер. Его звонкий голос вгрызается в вечерний сумрак. Что-то тяжёлое, громоздко-величественное наваливается всем своим непосильным весом на чувства:
И в пролёт не брошусь,
И не выпью яда,
И курок не смогу
Над виском нажать.
Надо мною, кроме твоего взгляда,
Не властно лезвие
Ни одного ножа.
Такого Маяковского мы ещё не знали, не вчитывались, как следует, ни в «Облако в штанах», ни в поэму «Про это», ни в стихи, наполненные горечью и смятением.
Маяковский оглушил, ошарашил нас своими необузданными, почти нечеловеческими чувствами. И это был первый сигнал – насторожиться. Но прошёл он стороной. Время играло не на стороне Маяковского. Он ещё долгие годы был трибуном революции.И благодаря комедии, разыгранной Лилей Брик и Сталиным, живо откликнувшимся на её письмо – гениальным пролетарским поэтом. По мнению Пастернака, Маяковского стали повсеместно насаживать, как картошку. Но насаживать односторонне и целенаправленно. В тех действиях не было места теме любви.
Нет, я не совсем точен. Сам Маяковский в период расцвета своего «пролетарского» таланта выступил с программным стихотворением «О любви», где противопоставлял мещанскому семейному быту, отношения между мужчинами и женщинами, которые «обвязывет» слово «товарищ»:
Я не за семью,
В огне и дыме синем
Выгори и этого старья кусок,
Где шипели
Матери-гусыни,
И детей стерёг
Отец-гусак.
Нет!
Но мы живём коммуной, плотно,
В общежитии грязнится кожа тел.
Нужно голос повышать за чистоплотность
Отношений наших
И любовных дел.
Что это? На мой взгляд, отписка, появившаяся, как отклик на потребу времени.
Вспомним двадцатые годы. Жизнь ясна в своей коммунистической беспощадности. Кто не с нами – тот против нас. А в области чувств – полный разброд. Любовь объявлена буржуазным предрассудком.Ходят упорные слухи о национализации женщин, о том, что они должны стать общим достоянием. Нет места всяческим любовным волнениям, мужчина и женщина вольны дарить друг другу свои тела, не заботясь о лишних переживаниях.
НЕТ НИЧЕГО ОСОБЕННОГО В ВОЛЬНОСТИ ПОЛОВЫХ СВЯЗЕЙ, ЛИШЬ БЫ ПРОЛЕТАРСКОЕ СОЗНАНИЕ БЫЛО НЕКОЛЕБИМЫМ.
Большой популярностью пользуется теория «Стакана воды». Переспать с женщиной – обычное физическое оправление, как глотнуть воды из стакана. Вспомните прекрасный рассказ ныне забытого, а в то время необычайно популярного писателя Пантелеймона Романова "Без черёмухи".
Власти спохватились, что перегнули палку и стали выправлять положение. Но поздно. Молодёжь качнулась к забытым чувствам, к буржуазному влиянию, к джазу, к чарльстонам и фокстротам, к сладости любовной загадки.
Тогда ввели раздельное школьное обучение, стали насаждать полузабытые нормы гимназической морали. Это привело к ещё большему духовному обнищанию, к тому, что любовная лирика была окончательно изгнана из школьных программ. И старшеклассницы упоённо переписывали в альбомы блатную лирику типа:"Но в этот тихий притон зашёл какой-то барон. При свете маленьких свеч снимает шубу он с плеч, и в чёрном фраке своём танцует "Танго цветов".
Маяковский не дошёл на этом скользком пути до логического тупика. Но он, как атлант, пытался разорвать путы времени. В нечеловеческих усилиях родилась поэма «Про это» и лучшие любовные стихи:
Слов моих
Сухие листья ли
Заставят остановиться,
Жарко дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить
Твой, навеки уходящий шаг.
Маяковский был весьма раскован в связях с женщинами. Об этом нам рассказали мемуаристы. Его уникальная, мужественная внешность способствовала этому. Во время поездок по стране и вояжей за границу поэт имел немало любовниц. Впрочем, он, наверно, не смешивал эти глотки воды из стакана с подлинными любовными переживаниями. Всё – в духе времени.
На исходе Советской власти мы с удивлением узнали об американской дочери Маяковского Патриции, об его любовных связях в США и Мексике.
Но в угоду требованиям властей Маяковский оставался "товарищем", он писал письмо Тарасу Кострову о сущности любви, где утверждал:
Любить –
Это значит
В глубь двора
Бежать
И до ночи грачьей,
Блестя топором,
Рубить дрова,
Силой своей играючи.
Любить-
Это с простынь,
Бессонницей рваных,
Срываться,
Ревнуя к Копернику.
Его,
А не мужа
Марьи Иванны,
Считая своим соперником.
Мне хочется верить этим стихам, но я им не верю, как недостижимому идеалу. Но мне понятен мятущийся поэт, пытавшийся отыскать созвучное своим высоким требованиям женское сердце. Пытавшийся, но не нашедший. Я думаю о женщинах, которых он любил – О Лиле Брик и пресловутой жизни втроём, о парижанке Татьяне Яковлевой, об актрисе Веронике Полонской, поставившей пулей самубийства точку в жизни поэта. Думаю и понимаю, он , Маяковский, не нашёл счастья в любви, не нашёл душевного отклика. Отсюда почти нечеловеческий надрыв его любовной лирики, её космическая, не поддающаяся пониманию сила.
Несмотря на гигантский размах личности и таланта, Маяковский жаждал простого личного счастья. Он не нашёл его. И сгорел в облаках. Сгорел, как метеор, пронзивший небо.
Р.Маргулис