Мы верили в бессмертие вождя,
В грузинское на зависть долголетье,
И даже речи не велось о смерти,
Что годы и его не пощадят.
Он был для нас как нечто неземное,
Наджизненное, горнее, святое.
И снимкам из обычнейших газет
Мы,как иконкам редким, были рады!
И клеили их, пусть не над лампадой,
Но все же там, где ярче падал свет.
И я своим умишком понимал,
Великий смысл его предначертаний,
И, в детской эйфории почитанья,
Как все, его апостолам внимал.
Да, нас учить умели. Мудрецы!
И кнут и пряник – все годилось в дело.
По маковку хлебнули огольцы,
Того своим отнюдь некрепким телом.
В искусстве даже, исключая риск,
Обозначались менторские роли…
В забытый Богом наш Южно-Курильск,
Театр приехал как-то на гастроли.
В кипенье буден жизни островной
Событие совсем не рядовое:
Как ни бравируй тут перед собой,
А мы, в какой-то мере, здесь – изгои.
Оно и в самом деле. Вопреки
Чиновничьей тех лет организации,
Мы жили бесконечно далеки
Элементарных благ цивилизации.
А тут – Театр! О, как он всколыхнул
Весь наш уклад от мала, до велика.
Как праздником счастливым полыхнул
Над островом светло и многолико.
К нам запросто, как в гости на чаек,
Шли и Генералиссимус Суворов,
И «Сын полка», и верный горбунок,
И прочие творения актеров.
И был спектакль. Из множества затей,
След о себе он тем лишь и оставил:
Что в части заключительной своей
На сцену выходил товарищ Сталин.
Высокий, стройный, с Золотой Звездой,
В точь на картине, что висела в школе,
Он весь таки лучился добротой,
И покорял доступностью такою.
Но суть не в том, как он, актер, играл.
Считал, пожалуй, – искренне, и чисто.
Тут важен прихотливый ритуал,
Что предварил явление артиста.
За пять минут до выхода его
От ряда к ряду прокатился шепот:
«Как Сталин выйдет – всем до одного
Кричать «Ура!» И в такт в ладоши хлопать!»
Как этот эпизод не обзови,
Но смрадный дух навязанной приязни,
И был тем проявлением любви
На фоне тайной в нас вождебоязни.
Хотя считалось – все наоборот,
Любовь казалась искренней и верной…
Когда, какой, признается народ
Что по уши увяз во лжи и скверне.
Я тоже ведь его боготворил,
В чем признаюсь без ложного кокетства,
И всей душой вождя благодарил
За наше замечательное детство.
За наш житейски немудрой уклад,
За радость несомненную учиться,
Хоть так оно и должно получиться
В стране большевиков и октябрят.
Тогда в моем сознании бродила,
Вела куда-то в даль и уводила
Одна лишь незатейливая мысль,
Что мир уже дождался перемены,
И я – надежда партии и смена,
Пойду за ним за горизонт и в высь.