В таверне, за лесом, у старой реки,
С большим фитилем зажигали огни.
В день пятницы вечером ждали навар,
Но шабаш. Луна. Разгорался угар.
И метлы о барную стойку разбив.
Рекой разливаясь тёк апперетив.
- Отстукивай полночь!
Хозяин молил.
Огонь затихал, а в дверь заходил,
В плаще, словно тень. И, заказав скотч,
Лесник. В шкуре волка за ним зашла дочь.
Притихли в углу, зашуршали у двери,
Затихли и те, что не оторопели,
И ждали, что скажет лесник в том плаще.
Лесник же молчал. А к нему в неглиже
Придвинулась тень, с метлой за спиной.
Из шкуры послышалось:
– Эй нет, лучше стой.
Не ты ли та тварь, что прошлой весной
Притащилась к порогу с проклятой метлой?
Не ты ли молила пустить на ночлег?
Сказала – не ведьма ты, а человек?
Не ты ль соблазнила отца моего?
Не ты ль прокляла, забрав сердце его?
Тень снова скользнула, прижавшись к стене,
Но взгляд из под шкуры держал в хомуте.
Упала метла. Приняла облик тень.
Расправа грядет, как за рассветом день….
Сверкнули глаза:
– Мне шкура обитель,
Но ты посмела человека обидеть.
Проникнуть в душу своей чернотой.
Теперь же узри облик истинный мой.
Заскрипел под ней пол, затряслась шкура с телом,
Обличенная тень у стены побледнела.
Словно не было шкуры, она словно грязь.
Предстал оборотень, словно ждавший приказ.
В миг погасли огни под бревенчатой крышей,
Только блеклый свет пробивался неслышно.
Замелькали клыки, затрещала метла…
Еле слышался хрип….а за ним – тишина…
Распахнулись окна, парадная дверь.
От таверны шагает оборотень….
Торопится ведьма, ругается в ночь;
С дырой вместо сердца уносится прочь….