"Не бойся ничего!
Пусть этот взгляд
И рук пожатье скажут
О необъятном том,
Пред чем слова - ничто..."
( Фауст)
"Куда я сделанное дену?
Но то, что сердце завлекло,
Так сильно было и светло!"
(Маргарита)
Мефистофель
К тебе, Господь, я снова на прием.
Несправедливость выгнала из ада,
Но следом приплелась. Стоим вдвоем.
Нас рассуди. Нет между нами лада.
Несправедливость хуже саранчи,
Весь урожай объела одним разом.
И, хоть огнем или смолой лечи,
Не лечится. Такая вот зараза!
Господь
Да что ж такое, плут и весельчак?
Ужель самоуверенности спячку
Прогрыз неведомый доселе враг,
На Божий свет родив твою болячку?
Мефистофель
Да, черт ее, однако, не побрал.
А вот она изъела с потрохами
И все твердит, что кто-то крупно врал.
А, может, важное мы упустили сами?
Но побоку вступления мои,
Я нерешительностью битых не страдаю
И вывалить сомнения свои
Готов и аду, а тем паче, раю.
Не я, Господь, а язва вопиет
И тычет в бок своим корявым пальцем,
Несправедливо на меня орет,
И называет чертовым засранцем.
И все из-за такого пустяка:
Ну, показал мне фигу доктор Фауст.
Но у меня истыканы бока,
И я безвинно пред тобою маюсь.
Прошу тебя, ты с нами разберись
По справедливости небесного закона.
Иначе с язвой этой жизнь не в жизнь.
Добавь ей в серу чистого озона!
Господь
Тебя я понял, отрицанья дух,
Ты в споре проиграл, но не доволен.
Решил сомненья высказать мне вслух,
Иначе ты несправедливо болен.
Мефистофель
О, да! И аргумент свой приберег,
Влезать в него несправедливости опасно.
Заветные слова я вырвать смог:
"Повремени, мгновенье, ты прекрасно!".
Меня прельстив мальчишеской красой,
Рать ангелов сыграла злую шутку:
Взяла к себе добычу на постой,
Обделав дело за одну минутку.
А как же многолетние труды
И бденья неусыпного тревоги?
И что, Господь, на это скажешь ты?
Неужто правы крошки-недотроги?
Господь
Ты хочешь, чтоб тебе я показал
Всю бухгалтерию прихода и расхода
И цифрой невиновность доказал?
У вас в аду бытует эта мода.
И договор, и подпись, и печать.
На крайний случай, просто соглашенье,
Все рассчитать, все досконально знать,
И вот вердикт - судейское решенье!
Мефистофель
О, нет, мой Бог, я все же не дурак,
Хоть дурака свалял, конечно. Каюсь!
Мой подопечный Фауст не простак.
Я по нему скучаю, даже маюсь.
Токайского вина в нем сладость есть
И пенного шампанского игристость,
Достоинств рейнского не перечесть...
Но ограничимся любовью, Ваша милость.
Мне помнится, что терпким сим вином
Он Маргариту до краев наполнил,
И все, что приключилось с ней потом,
Тебе, Господь, я б с радостью напомнил.
Господь
Ну, что ж, черта к портрету непроста.
Ее согласен обозреть детально.
С твоею помощью от рожек до хвоста
Рассмотрим скрытые доселе тайны.
Мефистофель
И я согласен, даже до копыт
Лягнуть такую милую вещицу.
Как у ищейки, нос уже сопит.
И прошлого пусть проступают лица!
Ага, а вот и ведьмин запашок -
Напиток для героя молодильный,
И крепко встал увядший артишок -
Презент от сатаны в цивильном.
Господь
Зачем же суть насмешкой унижать?
Всему положено наверх стремиться.
Но человек и здесь в тисках зажат:
Любить иль похотью яриться?
Мефистофель
Мой Фауст, как на поводке,
Любая женщина - Елена,
И цель уже невдалеке,
Достойна пылкого катрена.
Господь
Однако, ты, дружок, не в стороне
И страсть его раздул весьма умело.
Он в вожделенье жарком, как в броне,
В девичьей комнате стоит несмело.
Вот тут, насмешник уязвленный мой,
Припомни-ка всю целость ощущений.
Что сделал с ним ее простой покой?
Любовью задышал наш страстный гений!
Ну, а любовь жалеть умеет так,
Как мать жалеет своего ребенка.
Деталь для нас в портрете не пустяк,
Грань разделила чувства очень тонко.
О, как пронзительны его слова!
Любовь сопротивлялась искушенью.
И, обуздав себя едва-едва,
Хотел он откреститься сим прошеньем:
"Сгинь, искуситель окаянный,
О ней ни слова, негодяй.
И чувственного урагана,
Уснувшего, не пробуждай!".
И все же страстью ограничить их порыв
Ты попытался, всячески дурача,
Но от любви наш Фауст еле жив,
Хоть пьет ее взахлеб и чуть не плача.
А ты, мой циник, сразу уловил,
Что в этом деле не на ту поставил.
В отместку мать у девы усыпил
И брата на тот свет отправил.
Мефистофель
Однако, все же не своей рукой.
"Из лени человек впадает в спячку.
Ступай, расшевели его застой,
Вертись пред ним, томи и беспокой,
И раздражай его своей горячкой".
Господь, ведь это же твои слова!
По мере сил я следовал совету,
Хоть от забот кружилась голова.
За что ж меня призвал к ответу?
Господь
Ну, скажем прямо, ты не отвечал.
Ответили блестяще эти двое.
Но ты им очень сильно докучал.
Ответ не жди от затхлости покоя.
Мефистофель
Я к Фаусту прилип, как лепший друг.
На Брокене мы лихо отплясали.
Но все же ведьмочку он упустил из рук.
Ха! Розовые мышки помешали.
Господь
А ты хоть сводничал, но не при дел.
Хотел развратом над любовью посмеяться.
Но Фауст даже там любимую узрел,
А ты лез к ведьме обниматься.
"Как ты бела, как ты бледна,
Моя краса, моя вина!
И красная черта на шейке,
Как будто бы по полотну
Отбили ниткой по линейке
Кайму, в секиры ширину".
Да, любящее сердце, как вещун,
Предчувствие его не обмануло.
Он растерзать хотел тебя, мой лгун,
Его неистовство тебе чуть шею не свернуло.
Но до каких высот поднялся он!
А ты, бесстыдству снова потакая,
Не слышал его боль и стон,
Талдычил, что она не первая такая.
Мефистофель
А что же мне еще сказать?
Он громовержцу был подобен
И мог бы молнии метать!
Я, как мишень, вполне удобен.
Да и какой ему был прок?
Ведь сумасшествие опасно.
Коли вмешался в дело рок,
То это может быть заразно!
Господь
Про рок ты мне не говори.
Все обстоятельства слагаются причинно.
Но черт тебя с копытом побери!
Сложил ты адски, хоть глядишь невинно.
Тюрьма. Открыта дверь, но путь закрыт.
Были семья и старый дом с достатком.
Но все порушено. И нищенство, и стыд...
Все, все сгорело, без остатка!
Но и в земном аду любовь цвела.
В цепях, в грязи, в грехе детоубийства.
Она безгрешной все-таки была.
Я восхищен без лишнего витийства!
А Маргарита, детская душа,
В своем последнем проблеске сознанья
Мне предалась, стеная, чуть дыша.
И все грехи покрыло покаянье.
Мефистофель
Ну, вот опять я в дураках!
От душ желанных не дадут и крошки.
Они, как пламя, потому в верхах.
А я горелая дубина-головешка.
Однако, радует хотя бы то,
Что язва проклятущая сгорела.
Была болячкой, а теперь ничто,
И я гожусь для новенького дела!