Февраль... Прохладно... Фонари...
Аптеки – три... Иду за чаем.
Аптекарь что–то говорит,
Меня сквозь сон, как сон, встречая.
– Нет, мне не яду, просто чай,
К примеру, с мятой и мелиссой –
Уснуть, как будто невзначай...
Проснуться – солнце тропкой лисьей
По–зимнему к норе бежит,
Хвостом полнеба красит рыжью...
Аптекарь сонно ворожит
Над пузырьками...
Утро ближе...
Пост не оставят фонари.
Как одноногие солдаты,
Став взлётной полосой зари
К утру, всё помнят: жизни, даты.
Слезят желтеющей тоской,
Рассыпаны дорожкой пшённой.
Несут свечу одной рукой,
Под ноги глядя отрешенно...
2
Ты поспи… Я останусь с тобою везде:
Строчкой виршей, алеющей лентою
Высоко, ранним утром, в седой борозде:
Запрокинешь лицо: я – рассветная!
И когда ночь заплачет слезами дождей,
Утирая глаза тёмно–синие,
Расскажу тебе сказку: «Семь смелых вождей
Бороздили пески древней Сирии…»
Утешая, что лучшее – там, впереди,
Догоню твой не тонущий мячик...
Ты узнаешь меня и во сне, и среди
На меня не похожих, а значит:
Платье, шитое долгой зимой на заказ,
Будет ветер ловить тонким ситцем…
Ты уснул?.. Не иди далеко, я сейчас…
Лишь придумаю, как тебе сниться.
3
Притихла ночь на паперти окна.
В рассвет и ей, и мне остался шаг.
Лесами по ночам идёт весна –
Пути готовит огненный Варяг,
За облаком верша аршинный бег,
Летящий, тут же, в лужах, топит снег.
Пугливой мышью тишь сидит в углу,
От света юрко в норку убежит.
Наперсток надевая, свет в иглу
Продену – мыслей ткань по краю сшить.
Но рвется ткань, тугую чуя нить...
Откладываю...
Сны иду кормить
с ресниц.
Бегут лучи на мой карниз,
Ложатся сквозь окно каймой на ткань.
Бесшумность и бесшовность `иных риз,
Наполнили светлеющую рань.
Щека, как снег – спешит во сне алеть
В лучах.
И сном прошита ткань на треть...
4
Поглотивший бессонье, он плещется, как океан,
сон. – Глубок, беспристрастен, шлифует острейшие камни
в безупречную гладкость.
О, жизнь берегущий титан,
старый мудрый еврей, из отреза кроящий мне память.
Платья сшиты умело – душе и теплей, и светлей.
Тридцать три одеянья на разные случаи жизни.
Тридцать три, но такие, что вызовут гнев королей
или зависть шутов.
На осколках зеркал, мир мне – призма.
Проходя сквозь него, преломляюсь на стайки огней –
Луч прямой, далеко от земли я – по Образу – белый.
Ну, а здесь огоньками гуляю, чтобы смерти сильней
кто-то стал, улыбнувшись: «В руках пахнут облачным мелом..."
5
Во сне ветра я слышу…
Веря им,
Смешною пересказываю сказкой,
Как Иржи стал немножечко другим,
Луч перепутав с прядью Златовласки.
Я слышу голос трав, зверей, зарниц...
Озябшая, держу в руках мгновенья:
Они, согревшись, станут стаей птиц,
На миг мне подарив отдохновенье...
Я слышу, вижу, но... О, горе мне!
Мечи куют! Скажу ли: просто снится?
Так душно на глубоком тёмном дне!
И... – сказка покатилась по реснице...
Я помню сон: в лесу, страшась людей,
Душа бродила: скорбная, большая.
Я вижу так, как видел иудей
В темнице, голос снов не заглушая.
6
А завтра жизни слой осядет пылью
И стёкла окон снова протирать
До скрипа под газетою, бессилья
Усталости сладчайшей.
На кровать
Стелить бельё, что свЕжо пахнет снегом,
Ветрами... Верить сказкам за окном,
Дремать бегом, не отставая в беге
От солнца, что согреет окоём.
И слушать: колокольно мчится лето...
Но прежде ночь подтает под капель.
Проснуться, прикорнувши на рассвете
Среди миров и песен, словно Лель...
Ну, вот и всё... почти. Сочти за малость
Всё то, что я в ночи пережила,
Пропахшей льдом, что к двери зверем жалась,
Но жизнь из рук не выпустить смогла.
Запомню этот миг ли, позабуду? –
Я стала очень быстро забывать...
Скажу улыбкой в небо: "Здравствуй!" –
Чуду... Родней, чем мне, ему и не бывать.
7
Ещё немного слепоты в сей беззаветности осталось...
Мосты заснежены, пусты. Но неба утренняя алость
Блеснёт на лезвии души, что позабудет после пеной
Морскою стать. Тогда пиши – о ней, другой уже, не ленно
Нетленную, на новый лад. О сказке – ты? А я – о жизни!–
Так путано и невпопад – о драгоценном атавизме...
8
Под вечер на улицу пьяно ввалилась весна,
А я растерялась – в февраль незаметно влюбилась.
Я с ним говорила, шатаясь, как призрак, без сна,
И вдруг развела на раскаянья слёзную милость…
Расплакался он, ну, и я… как всегда – горячей!
В меня он смотрел… Лед казался душистым и тёплым...
Теперь мне влюбляться в весеннюю вязкость ночей?
Устала любить. Но весной – упоительно тёрпко...
9
Февраль вернул права… Бело…
Мороз… Окно теплом забито.
Как летом огненно мело
На плечи, руки! Но умыты
Морозом, тонкой белизной,
Натруженной, под стать терпенью –
Укрыты... Радостно: со мной –
Моё спасённое именье!
Заботы, хлопоты... Порой –
Тревоги, радость, вихри счастья...
Всё то, что мне не звать игрой,
Во что мне литься всем участьем!
Костьми полягу – унести
Не дам, разъять, что – не делимо!
Всё то, что мне взрастить, спасти
Собою всею, в жизнь, не мнимо!
10
От рожденья седой, коротыш... ишь, февраль,
Разозлился на глупую кошку.
Ту, которая трогала синюю даль
Мягкой лапкой, в тепле, за окошком.
Так поспешно... потешно скрывавший следы
На горбушке промёрзлой землицы,
Время вышло! Твой след – в луже талой воды…
Что тебе, уходящему, снится?
Как крепишься!.. Последним прощальным снежком
Смотришь в небо легко, удивлённо.
Запахнувшись в тулупчик, идёшь босиком...
Ветром пойман врасплох, окрылённый!
– Погоди, скоро будут дожди и лучи!
Напишу! Но куда, как случится?..
– Ты, что выжила в холод, мне вслед не кричи...
Не тревожь душу снежную, птица...
Пой о солнце, смешная синица.