ДЕЯНИЯ
„Прежде славяне не имели письмён, но пользовались чертами и резами… Потом же Бог послал им Константина (Кирилла) философа… Он создал для них 38 букв, одни по греческому образцу, другие же сообразно со славянской речью”.
Из сказания „О письменах болгарского книжника конца IX века Черноризца Храбра”.
„…Но три языка только избрал Бог: еврейский, греческий и латинский, на которых и подобает воссылать славу Богу.
Так говорили латинские и немецкие архиереи, священники и их ученики. Константин вступил с ними, как некогда Давид с иноплеменниками, в спор и словами священных книг победил и назвал их триязычниками, подобными Пилату, написавшему на трёх языках титлы на Кресте Господа…
…Философ отвечал к ним: „Разве не идёт дождь одинаково на всех, или вся тварь не дышит одним воздухом?..”
Из книги „Жизнь и труды преподобных Мефодия и Кирилла.”
***
Перед россыпью слов,
как пчела – у цветка.
Дух глубин, опыленье…
Чуть завяжется жажда заткать
соты дня –
уже вызрело семя…
…Семя – знак средоточья любви.
Семя – замысел плода
там, где предок у брода
тьму костром лучезарным живит –
мириадами искр. Их лет –
в зраке темном – до самого дна,
словно каплями желтыми – мед.
Миг моленья огню – у огня.
Ночь язвит его нежно и долго
женским взглядом,
задумчиво волглым.
Ветер – волнами косы
Или дым отплывает с откоса.
Птичий крик, словно на волоске
этот мир.
Но ни разу
Не повел он ни бровью, ни глазом.
Чертит, чертит на влажном песке –
птичьей стаи разорванный клин,
от костра отлученное пламя…
Проступает сквозь поры земли –
зарождается – формула аза,
не обретшего имени Азъ.
В тонком прутике – звёзд пересказ…
И покоится локоть на камне…
***
Всё те же
черты и резы –
в цифре, букве и ноте.
Материей той же, плотью
мысль, облекаясь в слово,
становится зримой.
И говорим мы,
преобразуя единство того же корня.
Твердыня доски и воска,
объемность строки и плоскость –
не спорят… Ибо твердыня –
яснее, чем прежде, ныне –
воля, жертвенность, искупленье.
Передавая знание,
впитанное как дождь – землею,
мы строим одно лишь здание –
свой храм – то есть, возводим душу.
Отношение моря к суше –
непознанность и наука.
Меру добытого – букву –
гений Кирилла сделал законом.
Как далеко мне
до свершения сроков,
до Слова – с дыханием свода…
…Жизнь – вереница сплошных уроков,
обилье которых и есть свобода…
***
В Вечном городе мне не бывать…
Сквозь века – в келье узкой под крышей –
все скрепят половицы, кровать
проседает, и прячутся в нише
тени, что караулят жильца.
Мысль – пестрей, разнородней мозаик.
Пол мерцает – в отливах венца
иль натеками лунными залит.
В Вечный город нисходит февраль
и нудит, кувыркаясь по кровле,
и подводят черту вечера
под свершеньями жизни и болью.
Надо ехать домой… Забытьё
воскрешает свет лета и поле.
А рука – чья? – готовит питьё,
чтоб гадали потомки – какое…
Был высокий прием только что.
В Рим с мощами святого Климента
шли торжественно. Вновь шепоток,
за предательством – тенью запреты.
Все давно решено и – не здесь.
И Судьба, исчисляя деянья,
не перечила больше воде,
уносящей к забвенью и тайне
вечной жизни. Уже невесомо
Константина-философа имя,
уступившее место – другому:
наречён он Кириллом. И в схиме,
до конца отступясь от земных
дел, – земное до звёзд возвеличил.
В знаках речи – прилив новизны,
коим нас он к бессмертью причислил.
Византии и Рима дележ –
разобщились лучи колоколен.
Зерна азбуки – вызрела рожь! –
на славянское брошены поле.
Всходов дрожь – словно стрелы из туч.
Зреньем, памятью, волей – богаты.
Угадать – это путь или луч?
Опыт мечен печалью утраты.
Не вернуться Кириллу домой.
Тайну гибели спрятала рака.
Но уже не закроется тьмой
мощь святая славянского знака…
***
Оранжерея вечности – цветы,
разводит их и опыляет время.
В смешении чудес и простоты –
священный иероглиф продолженья.
И небеса простор и свет дают
переплетенью роста и распада.
А все затем, чтоб на душу мою
как бабочка на миг садилась радость.
А все затем, чтоб стебель разделив
на корневой и прицветочный, властью
беспечности мы воспарить могли,
увековечив мимолетность счастья.
Письмён задумчивость…
В час пробужденья звук
одушевится множеством гортаней.
И я войду, как сон росы – в траву,
в живительную мудрость мирозданья.
Весть воплощенной мудрости – весна.
А все затем, чтобы в разливах света
с губ считывать любви призывный знак
с младенческой готовностью ответа…
***
Чутко вслушаться в краткое – дом,
в разрыванье и замкнутость слога,
и земного дыханья объем
слить в единое – с замыслом Бога.
Гибким прутиком жилу найти,
заложить у воды основанье.
Слово с глиной смешав, возвести
образ мысли и действий на камне.
И зажить, забывая, что в прах
рассыпаются дни, отцветая,
слов лишается мысль, и с пера –
не осмелится правда святая,
что в едином законе – пески
и спеканье песков до гранита…
По нетленному – праздность разлита.
Дом – в себе – разделен на куски.
Боль обломков… С ног пыль отрясти
и проникнуться верностью к дому.
В этом сущность любви. И спастись
никому не дано по-другому.
***
…Искупленье креста,
треугольник творенья,
божественность круга…
А мы позабыли друг друга.
Птица поёт окну.
Если нет на земле теперь рая,
я зову ее райской.
Солнце играет –
и брызжут созвездия красок,
и радуга в небе.
Рассвет создает перспективу дня –
это потом
выясняется замыслов худость.
Книгу раскрою, вновь отложу и буду
думать, кто я,
какое мне дело,
о чем говорят „Жития”…
Бог мне не дал поверить в чудо.
Что же я к чудесам возвращаюсь?
Перед кем – в не случившемся каюсь?
Хаос, запертый в знаках,
о чем заставляет плакать?
С поля запахи трав и пыли.
Занавесок все круче крылья.
Тени длинней и резче.
Книгу придвину – и зачитаюсь.
Вечер…
***
Единственность во множестве. Тепло
даровано строке.
Восхода жёлтый пар струится.
И золото от кисти натекло
на поле недописанной страницы.
Пергамент пахнет ладаном, и воск
с рукой кирилловой сравнился цветом.
Все тот же братьев мучает вопрос,
но не спешит грядущий день с ответом.
Все так же не хотят славянам дать
на языке родном молиться Богу.
Но в травах майских – внутренним прологом –
крещенская волнуется вода.
Что так томит тебя, Кирилл?
Мы знаками давно распорядились.
Прости, коли не так. Сотри
печаль. Мы есть – вы были.
Печали место уступил восторг,
с которым семилетний мальчик
в снах мудростью ведом.
А дальше с жизнью торг
за мудрость, за удачу.
Души страница первая чиста.
И время, обретая зренье,
созвездья Азбук учится читать.
Премудростью разомкнутые звенья
вгоняют мысль в шаблон. Есть фас –
нет профиля у буквы.
Есть жажда неизбывной муки –
соединить звучаньем слова нас.
Рука к руке, и к лику лик.
Кирилл, Мефодий – у истоков знаний.
Благословляет май рассвет земли,
добром Солунских братьев поминая…