Наполнен, как авоська огурцами,
большой любовью, я поехал к ночи,
молясь на свою милую, как в храме,
ей заглянуть в сверкающие очи.
Как вывеска, они огромным шрифтом
вопили о любви ко мне взаимной.
Меня как будто возносило лифтом,
и сердце пело ей с восторгом гимны!
Я целовал ее с ужасной силой —
не знаю, как остались целы зубы.
Вдруг мой живот от голода скрутило,
и было это по-земному грубо.
Я, не стесняясь, попросил покушать,
хоть эта просьба выглядела нагло:
ведь я наелся перед тем по-Уши,
и мне казалось, что наелся на год.
Она так странно на меня взглянула,
как будто я выпрашивал прибавки
иль в Думе, отметая все огулом,
вносил в Закон никчемные поправки.
И, как министр финансов без стесненья
сказала мне, что денег нету в доме,
что ожидала от меня снабженья
и думала на этом сэкономить.
Я чувствовал: «авоська» опустела,
похоже, "огурцов" в ней стало мало.
Моя любовь заметно охладела,
а там, как винегрет во рту, пропала.