Всё будет тем же. Зимний день в чаду.
Останется – возможность подойти
к обрыву (окнам).
Так идут ко дну,
столкнувшись с жизнью, коей монолит
единственное имя. В тишину –
иль в музыку, лечиться сбором клавиш.
Когда меня ты мучить перестанешь,
тогда вся власть достанется лишь дню.
И день взойдет.
И будут сны гореть,
как будто пламя дарит им спасенье.
Идти вперед, заслышав чье-то пенье –
не различать чужой и этот свет.
Все будет тем же. Мир неразличим
в осадном гуле тысячи машин.
Ты мне – не жизнь, но ты одна верши,
к чему мы, одурманившись, спешим.
Всё будет прежним. Днесь мы тихо спим,
замерзшие, привыкшие молчать,
пока зима вершит над нами суд,
пока в ночи нас чей-то ждет уют.
А мы глядим детьми из-за плеча,
желая беспокойно пережить
и книжную смешную кутерьму,
сюжетов бесконечных новый бег.
К спокойствию приди, о имярек –
взывая к равнодушью твоему,
я забываю:
служим одному.
И обещались мы пойти ко дну,
когда нас снегом вновь запорошит.
Когда поймем, что детства больше нет,
что книга, не теряя тайной власти,
нас оставляет.
Впрочем, мы пристрастны.
«Ты мне – не жизнь!»
Но выкуплен билет.
Всё будет прежним. Так уж суждено,
что время – неизбежнее, чем хаос.
И эта жизнь, пусть в том не признавалась,
давно прониклась нами.
Так кино,
запущенное в темном кинозале,
оказывается, высказано снами.
И мы – герои-грешники навек.
И музыка, что льется мимо клавиш.
И вечность обернулась зимним днем.
О, жизнь моя! Ужель не перестанешь?
Всё будет прежним.
Небо восстает.