Не было с детства такого стремленья,
С Мухтаром, границ раскрывать нарушенья,
Судьба офицера ведь тем хороша,
Что едешь туда, куда послала судьба.
Отец и жена оба вместе хотели,
Чтоб я не оставил военной карьеры,
И дед пограничник во всю постарался,
Чтоб внук пограничником состоялся.
Пограничная охрана родины моей,
Навсегда «пленила» сущностью своей,
Разные бывали в жизни времена,
Но тебе был верен сердцем я всегда.
Дважды возрождаться было суждено,
Видно другой участи было не дано,
Сколько судеб разных связано с тобой,
И для многих стала ты домом и судьбой.
В 20 - годы прошлого века,
Была ты как следствие дел человека,
Большие империи войны затеяли,
Но в результате Прибалтику «похерили».
Малые страны с гордым народом,
Вершили судьбу не сбавляя напора,
Боролись беззаветно, свободы свет увидев,
Их боялись недруги, в бою едва завидев.
Кто-то дрался в Питере, а кто-то здесь под Ригой,
По-разному ведь понимали роль освободителей,
Много дел товарищ Петерс в Кронштадте натворил,
А в это время генерал Балодис, Латвию освободил.
Там где население латышским владело,
Войска границу ставили, большое делав дело,
И дальше полк не двигался, чужого не хотели,
Через людские судьбы границы пролетели.
Граница дело важное считали командиры,
За дело брались смело, в штанах латая дыры,
Кордоны сами ставили и школы поднимали,
Чтоб было, что отстаивать, ребята говорили.
Мой дед был пограничником и знал он это дело,
Рука мужская сильная винтовкою владела,
Так много было сделано для службы и границы,
На память мне приходят событий вереницы.
Как видно, проста и надежна охрана в ту пору,
Пеший наряд километры «наматывал» в гору,
Пара лошадок, винтовка и телефон,
Да пограничник - спешащий в дозор.
Дома и конюшни и пункты контроля,
Тропа на границе и место дозора,
Столб пограничный и вышка надзора,
Солдаты построили из простого народа.
Мой дедушка Яша трудился на славу,
Не дожидаясь от власти награду.
О чем нам поведает старый альбом,
Мы верим, дыхание времени теплится в нем.
Вот она школа в Индре у рельсов,
Многие помнят шум стали и вальсов,
Ее пограничники строили сами,
На стенах отметины времени встречаются нами.
А вот пограничник стоит у кордона,
Название стерто, но местность знакома,
«Кульбово», напомнил тихонько отец,
Там где служил твой дед - молодец.
Внешность и сущность, структура менялась,
После армейской, полицейская форма появлялась,
При генерале Болштейне служба окрепла,
Ведь часто успех дело рук Человека.
Крепкий по жизни был генерал,
Время в дискуссиях зря не терял,
В трудное время все взял на себя,
Тайны разведки с собой унеся.
Я сам уважаю Болштейна за то,
Что после себя он оставил добро,
Прямой и честный он был человек,
И нам офицерам, пример он вовек.
Не забыть нашей службе те дни до войны,
Как будто свобода, а жизнь унесли,
Теплушки, вагоны несутся в ГУЛАГ,
А в них пограничник, не сдавший свой флаг.
Так и настал тот трагичный момент,
И как не хотелось сдаваться им в плен,
Многим хотелось сразиться в бою,
Собой, защищая родную страну.
Но был дан приказ, в бой не вступать,
Верховный хотел мир и дружбу создать,
Но все же ход жизни неумолим,
И страшное время вползало как дым.
О страшных делах говорить я не буду,
Хоть наши ребята о них не забудут,
В музеях вам больше об этом расскажут,
А если желаете, и кадры покажут.
Об Индре опять Щварц вспоминает,
Там пограничник - отец оклад получает,
Направо направили тех из парней,
Кого не вернуть из мясорубки смертей.
Налево направили тех из ребят,
Кто не был сержант и был без наград,
Им в жизни побольше удалось узнать,
Их в «черную Берту» не стали сажать.
Винтовку с патронами велено сдать,
Кто - то боялся, что будут стрелять,
Я убегу, я медлить не стану,
«На ухо» сержант говорит капитану.
Но мало кто сам смог податься в побег,
Один за другим погибал человек,
И в Балтезерс едут теперь ветераны,
Ведь Крест у дороги «тревожит» их раны.
Страшное время скажите вы,
Никто не хотел той ужасной войны,
В достатке хотелось в Латгале жить,
Свой хутор иметь и детишек любить.
На свадьбах гулять и пиво варить,
Но кто - то решил, такому не быть,
Злой беспощадный был тот человек,
«Народов отца» не забыть нам вовек.
Достойных людей он на смерть посылал,
И наших Латгальцев в подвалах пытал,
И мало кто в Латвию снова вернулся,
Жестокой трагедией ГУЛАГ обернулся.
Вот годы проходят в союзе большом,
Я лично не помню плохого о нем,
Народам хотелось свободу обресть,
На счастье «Горбатый» в истории есть.
Недолго держался «Большой исполин»,
Никто не последовал дальше за ним,
Свобода как маленький горный исток,
И в камень проточит, всему есть свой срок.
А мы офицеры, узнав эту новость,
Спешили домой поработать на совесть,
Хотелось границы быстрее создать,
И в этом команды не надо нам ждать,
Все заново строить и делать пришлось,
Но Абрене здесь уже не нашлось,
Граница проходит в сердцах у людей,
И тех погранцов, кто трудится хотел.
Вот Виляку мы берем для примера,
На весь батальон – три офицера,
Ребят по контракту набрали довольно,
А в срочную службу идут добровольно.
Учебные центры на полной загрузке,
А Варве и Малспилс на предельной нагрузке,
Ведь только тогда контрабанде конец,
Когда на границе стоит погранец.
Свободные веют над нами ветра,
Я знаю, ведь предки погибли не зря,
И верных традиций наследники мы,
Видать для этого мы рождены.
Своими руками мы вместе создали,
Продвинутую, современную границы охрану,
Есть, чем гордится ребятам в погонах,
Нет криминалу здесь больше проходу.
Хоть нелегко было новое дело,
Не зря офицеры за дело радели,
Домой возвращались они навсегда,
Кто из Сибири, а кто из Ельца.
Нет не находят нам должность под Ригой,
Нам она машет приветливой «фигой»,
Как прежде Латгале на помощь приходит,
Туда где граница незримо проходит.
Своими руками взвода создавали,
Что значит, усталость ребята не знали,
Границу с утра до заката топтали,
И молодых пареньков обучали.
Бригадой командует майор Редисон,
Он первый комбриг, из милиции он,
Полковник Свиклис становится в строй,
Дальнейшим развитием заведует он.
Учебные центры он создает,
И нас из Латгалии в Ригу зовет,
Так много он сделал для нашей семьи,
От доброй, широкой, открытой души.
Такие как Свиклис надежней всего,
Военное мастерство их сюда привело,
Не зная покоя, трудился полковник,
Создав погранслужбы ответственный облик.
Способных людей он сам подбирал,
Надежду ребятам в пагонах давал,
И я так на ратную службу попал,
Все начал с «нуля» - покоя не знал.
Сменил Редисона капитан-лейтенант,
Во флоте латвийском он просто гигант,
Крутой был вояка морской пограничник,
Капитаном «Акула» прозвал его «хищник»,
Внезапен, стремителен был Адамсон,
Кометой горящей ворвался в наш строй,
Он кортиком лихо над всеми махал,
За что уваженье в народе снискал.
Порядок любил, разгильдяев гонял,
Концепцию нашу он поддержал,
В правительстве он «пробивал» документ,
Но, правда с деньгами не тот был момент.
Он также внезапно в министры попал,
Но все-же на Бирковсе шею сломал,
И долго гоняли по кругу его,
Ведь допуск к секретам важнее всего.
На смену ему Аболс пришел,
Он смело на замов походом пошел,
Но Мартуканс круче контакты имел,
И дней через семь «спецназ» загремел.
И вот появляется Ласманя кунгс,
С повадками труса и подлый, как скункс,
Он замам готовил свою западню,
Дружил для начала, готовя игру.
В советники выдвинул видных парней,
Болтаться без дела ведь каждый хотел,
Как гром среди ночи раздался приказ,
Министр советников убирает как класс.
Но Ласманис все же ошибки имел,
В политики рвался и там «залетел»,
Не любят там тех кто «компру» копил,
И дело пришили, а повод ведь был.
Но самым удачливым Даболиньш был,
Друзей уважал, от врагов уходил,
Нацменов обоих мастей не любил,
Для службы своей профессионалов растил.
За то уважаю генерала своего,
Что он не бросал в беде никого,
За службу он брался с разных сторон,
Бывало, за дело давал нам разгон.
Приказы толковые он издавал,
И нас пограничников он защищал,
Законы совместно мы создавали,
Такие, чтоб место маневру давали.
Большие дела генерал затевал,
Был умным, прозорливым, зря не зевал,
Граница у нас – я скажу лучше всех,
Мы Гунару скажем спасибо от всех.
Контроль иностранцев такой только здесь,
У нас корабли с вертолётами есть,
Такой кинолгии вряд ли знали границы,
И это всего лишь заслуги частица.
Бывает все-ж политика сильна,
Бывает страсти закипают из за «силовика»
Такой по жизни закипает ураган,
Когда министру неугоден генерал.
И все ж нашел ты Гунар умный ход,
Когда в конце карьеры ждет и уваженье и почет,
И знамя Службы переходит от тебя,
В достойное владение другого «игрока».
На смену приходит другой генерал,
На разных должностях он в жизни бывал,
Он в фаворе был, и в опалу попал,
Направленцем в министерстве он побывал.
Никто не знает, как руководить тогда,
Когда нет денег и в бюджете Службы пустота,
Когда необходимо сокращенья проводить,
И в приказе на увольнение свою подпись «выводить».
Объединенья, сокращенья, жизнь в кредит,
Любому коллективу только навредит,
Да и серьезно ль думать, что один мудрец,
Потянет то, с чем трое до него замучились в конец.
Да и без денег и людей ты много не свершить,
Особенно когда в поощренье светит только «шиш»,
Но знаем, тем сильна Нормунова голова,
Что сможет сделать дело даже без гроша.
В успехе продвиженья многое зависит от того,
С какой «командой» ты и где твое плечо,
Людей неопытных и жалких если подберешь,
То ничего ты в этой жизни не пробьёшь.
Но если ты сплоченную когорту соберешь вокруг себя,
Единомышленник и друг во всем поймет тебя,
Команду и приказ совсем не надо отдавать тогда,
Когда соратник убедит, что надо следовать сюда.
Петрушин, Зайцева, Загузов, Лагоновска и Пуятс,
Фамилии людей как будто ничего не говорят,
Но если посмотреть на все что сделали они,
Созвездия зажгутся в знак свершенного пути.
А кто подумаете вы, красавец статный на коне,
Это Залитис стратег, едет к нам во всей красе,
Наш Латгальский генерал, где только в жизни не бывал,
Много в Службе сделал он, домой не часто приезжал.
Такое редко в жизни о коллегах говорят,
Ведь чаще принято сказать о том, что не хотят,
А сокровенное, как правило, скрывается в умах,
В глубинах человека, в их душах и сердцах.
О нашей Пограничной Охране
Очень много мог бы о службе рассказать,
Может, что то сделали совсем не так,
Но так о службе тот лишь говорит,
Кто работой вовсе не горит.
12.04.2011
К.Шаригин