…Одного решения Валентина всё-таки оказалось мало, и пришлось Антонине скрепя сердце собираться в путь – домой, за документами. Нужны были справки и о работе, и о зарплате, и о здоровье… Но главное, что смущало Тоню, - необходимо было получить согласие бывшего мужа: с Семёном-то они разведены ещё не были.
- Да и хорошо, что развестись-то не успели, - уговаривала Антонину Соня, - одинокой бы ни за что ребёнка не дали. А так – съездишь к мужу, поговоришь. Заодно посмотришь, каково ему живётся. Мало ли…
А за Иришку не переживай. Присмотрю пока.
…Бесконечной показалась Тоне дорога домой. Думалось о многом: и о сестре горевалось – мало она пожила, и об Иринке – привыкла к ней, привязалась уже, и о том, сколько времени дома пробудет – успеть бы всё быстрее... И среди прочих мыслей потаённо всплывала мысль о встрече с Семёном. Хотелось его видеть, и боязно было. За это время не то чтобы забылось или отболело внутри – просто другое заслонило её тоску, стало более важным. А увидит снова Семёна, не вернётся ли прежняя боль?..
Однако, как ни крути, а повидаться придётся. Да и всё равно через райцентр, где они с медичкой теперь живут, проезжать. Лучше уж сразу перетерпеть.
От мужиков знала она, что работать Семён устроился в АТП. Дома-то он больше плотничал, но права у него давно были получены. Правда, за рулём редко бывал, но, видно, пришлось теперь сесть, раз другой работы нету.
…Семёна она увидела сразу, лишь вошла в ворота АТП. Он разговаривал с каким-то высоким лысым мужиком. Горячился отчего-то, это она заметила по тому, что руки в карманах держал. Он ей однажды просказался, что руки в карманы убирает, если злится, - чтобы в морду не дать кому ненароком.
Зная, что в это время к нему лучше не подходить, переждала, пока договорили. Лысый отошёл к гаражам, и Тоня, двинувшись ближе, окликнула Семёна. Он медленно, всё ещё занятый какими-то своими мыслями, обернулся и взглянул на неё. Глаза его радостно и тревожно просияли:
- Тоня? Ты какими судьбами здесь?
- Я из Мурманска еду.
- Домой, значит? Как Сима-то там? Слышал, заболела?
- Умерла Сима... Иринка вот осталась. Хочу её к себе забрать.
- К себе? А Валентин?
- Пьёт Валентин, куда с ним оставлять. Да он радёшенек сбыть с рук-то её.
- Да… - задумчиво протянул Семён, опять захваченный думами.
- Вот я и пришла к тебе. – Тоня помолчала минутку, чтобы набраться смелости - попросить. - Развода-то у нас ещё не было, так твоё согласие требуют.
- На что согласие?
- Ну, что Иринку-то взять…
- Так я ж не живу… - начал было он.
- Одной-то мне не дадут. Ты напиши согласие-то, а, Сёма? Согласие и справки нужны ещё медицинские. Сделай, Сёма, не хочу я, чтоб в детдом-то её…
Видя, что он молчит, Антонина взмолилась:
- Сёма! Я ведь не денег прошу. Проживём мы с ней как-нибудь. Если ты думаешь, что я…
И голову склонила. Горько ей стало. Неужели он хоть на минуточку подумать мог, что она хоть копейку с него возьмёт? Неужели откажется? Куда она тогда?..
- Да не об этом я думаю, ты что говоришь-то? – вскипел Семён. – Я что не знаю тебя, столько лет прожито… Глупости хватит молоть. Я думаю, как лучше. Справки-то я недавно получал, когда сюда устраивался. Попросить что ли скопировать? Давай так. Завтра я отгул возьму, всё равно на ремонте торчу, и запчастей нету. Возьму отгул и, может, сделаю одним днём. И отправлю с кем-либо из наших, кого увижу – привезут тебе. Ничего, потерпишь до послезавтра?
- Конечно, потерплю. Мне и самой кучу справок ещё. Соберу, может, за недельку, да и поеду. Там сколько всего да…
- Деньги-то есть? И так ведь проездилась, поди?
- Есть. У мамы нам было запасено, а мы не знали даже. Нашла я, когда мыла дом после поминок уж… В платочек в шкафу завёрнуто, и записочка: «Дочерям моим Серафиме и Антонине», - голос у Тони дрогнул, но она выправилась. – Симе-то я дала, а она и потратить почти не успела, только половину. А я и вовсе не трогала. Пригодилось…
- Если что надо, ты скажи. Ведь не чужая ты мне.
- Нет, Сёма, спасибо, но сами мы. Ладно, пойду я на автобус. Сделай только всё, не обмани, всю жизнь тебя благодарить буду.
Ещё слышала Тоня, уходя, тихие слова Семёновы:
- Не за что тебе благодарить-то меня. Это я…
А что он потом говорил, слушать она не стала. Шагу прибавила…