Когда вы говорите, что я талантлива, я вспоминаю того, кто был прежде. Бродил, сунув руки в карманы клетчатой рубашки по кромке самого атлантического из побережий. Смотрел за горизонт, а ветер трепал его волосы и сыпал песком, это все – он. Только он. И голос его мне по-прежнему незнаком. Незнаком – до дрожи, сплетений судорог в ноющем животе, незнаком, боже, он остался в той семнадцатой долгой, нескончаемо теплой весне – россыпью рыжих веснушек на сдертых загаром плечах, он - призрак несуществующий, из тех, кто приходит во сне и смеется при черных свечах. Незнаком, как незнакомыми кажутся люди, без которых раньше хотелось бы умереть, но оказалось, что равнодушие много больше и переживает смерть. Думал – не сможешь, сдашься, но получается как-то терпеть.
Он бросает камень, конечно же, не в тебя, но все кажется – ты - мишень. На тебе снова платье в полоску, ты стоишь, а тебя по-прежнему гонит взашей – тот, кто писал стихи тебе под подушку, пел, унимая боль, ты идеальная, красивая, но все же пластмассовая игрушка, непригодная ни на что, кроме того, чтобы играть с тобой. Тогда ты ощущаешь себя живой, и веришь им, как врачам, компетентнейшим докторам, а они кивают и раздирают тебя по швам.
Ты молчишь, научишься пить и взрастишь талант. На тебя смотрят люди и восхищаются: как атлант держит – по силам – больные души, а тебе, в общем-то, что еще нужно кроме подробной чуши? Послушай, да что ты умеешь, детка, кроме того, что чужие беды таскать в нутре, у тебя-то нет ничего, что не теряется в черной твоей дыре, имя которой сердце.
Когда вы говорите, что я талантлива, мне хочется разреветься.