Глава 47 «Босоногих», или Стоп-кадр.
Вот и минул год.
Год, который мог стать новой, сорок седьмой главой. Мог, но не стал. Только всплывают в памяти стоп-кадры из не доделанного, не увиденного, не запечатлённого и не пережитого. Сплошные «НЕ».
Огромная куча друзей превратилась просто в кучу. Хорошо бы НЕ мусорную. А что обижаться? Живым – живот, ушедшим -… (ах, как хотелось сказать «вечная память», но не скажу, потому что тотальная болезнь сердец – склероз души).
Почему-то, по ассоциации, вспомнила наши студенческие диспуты в курилке Ленинской библиотеки, в вечной «Ленинке», когда мы до хрипоты спорили о том, кто будет «жил, жив и будет жить» Ленин, Высоцкий, Листьев…? Хотя, нет. О Листьеве уже не спорили. Уже не было знаменитой подвальной курилки с подносами-пепельницами и огромным, размером со студенческий блок столом.
Но вернусь к куче…. Что-то после вчерашней даты зацепило меня это слово…
Помнишь, как идя за гробом и упоённо рыдая (искренне, искренне!) мы толпились плечом к плечу, монолитные, верные, несокрушимые, адептоподобные. Уже тогда хотелось зажмуриться и заткнуть уши, поскольку всё это было в моей жизни, было, было, когда хоронили Влада. Но не зажмуривалась, толпилась с упоением и даже (кажется) целовала тех, кого при твоей жизни обошла бы десятой дорогой.
Потом прошли тяжелые девять, сорок, сто восемьдесят дней. И адепты стали произносить странное словосочетание: «Я полагаю…».
Я полагаю, что сейчас рано…
Я полагаю, что надо сначала довести до ума…
Я полагаю, что было бы лучше…
Я полагаю, что Мише бы хотелось…
Наверное, с таким же философическим и скорбным пофигизмом какой-нибудь сталинский урядник подписывал накладные на расстрельные дела, бормоча в прокуренные усы: «Я полагаю, что история нас рассудит»….
Я выслушивала эти «я полагаю», вспоминая как мы с тобой обрывали телефоны типографии (я с робкой почтительностью в голосе, ты с интонациями капризного ребенка), чтобы поинтересоваться, когда же, когда выйдет в свет наша самая первая, сплошь из грамматических ошибок и недопроявленных фото книжка о путешествиях... (Мы даже корректору её не показывали, даже редактору, настолько боялись, что засмеют, что опошлят или растопчут трепетность нашего «шедевра»).
И вот, когда она вышла в свет, как же мы упились шампанским! Боже, я тебя таким пьяным не видела никогда в жизни! Ты танцевал, ты скакал козлом, ты ходил на голове… А уже утром небрежно раздавал автографы, дескать, не изволите ли полюбопытствовать…
И твоя «куча» любопытствовала и восторженно пела дифирамбы…
Протрезвев от первых из них и абстиненции успеха последующих, ты позвонил и сказал: «Обещаю, следующая КНИЖИЩА выйдет тысячными тиражами!»
А спустя три года (Так три, или два? Я не помню) мы задумали новую толстую и уже наукообразную книжку о человеческом счастье.
Действительно, почему не научить «кучу» летать?
И была там такая изюминка, которой я страшно гордилась: я придумала начинать каждую главу с цитат кого-то великого. Эти цитаты и нас словно возвеличивали, приобщали…
Ты приезжал к нам домой, ночевал в пыльной и тесной «собачьей» комнате, когда было холодно, и в саду, когда было тепло, а матушка носила нам зелёный чай, которого «она вовсе не понимала» и сухие крекеры с мёдом, которые просила не крошить на пол.
Мне с особенной остротой всё это вспоминается именно сегодня, когда я понимаю, что мёд и крекеры (которые никто кроме тебя у нас и не ел), так и лежат в кладовке с прошлого года. И, наверное, там и окаменеют.
И не буду я больше использовать диктофон (это же ты считал, что без него никак, а я всегда надеялась только на память)….
И не буду больше говорить о «куче твоих друзей», выделяя в ней, как в снежном сугробе этой весны, не желающей приходить без тебя, отдельные маленькие снежинки. Да-да… ты был прав – снег реально ДЕЛИТСЯ на снежинки, стоит только приглядеться получше.
Но знаешь, я рада.
Я рада, что всё лицемерие осталось в прошлом. Что развеялось идолопоклонничество, а осталась теплота. Что маски сброшены, и теперь не нужно угадывать и бояться, что под маской Мальвины окажется бородатая морда Карабаса.
Ты взлетел и сделал самое главное. Сделал то, чего не мог сделать при жизни – ты ОСВЕТИЛ нас, оставшихся внизу. Не возвышенным светом любви, а мощным корабельным прожектором. Возможно, твой уход и был нужен Творцу для того, чтобы мы прозрели. Не взлетели, как ты мечтал, а просто прозрели…
А это уже – человеческий подвиг.
И, знаешь что?.... Спасибо тебе, дружище за ЭТОТ новый свет…
25 марта 2013 года